Николас тут же оживился:

– Поймать негодяя – достойная задача!

– Если я возьму тебя с собой на расследование, ты должен держать все услышанное в строгой тайне. Это не тема для обсуждения в таверне. Болтовня может привести меня – и тебя тоже – к беде.

– Мне известно, что дела должны храниться в тайне, сэр, – произнес Овертон несколько чопорно. – Всякий джентльмен должен блюсти сие правило.

– И никакое другое строже этого. Так ты обещаешь помалкивать?

– Конечно, сэр, – обиженно ответил молодой человек.

– Прекрасно. Тогда пойдем сейчас к собору Святого Павла. Убитый был печатником. Когда я буду расспрашивать свидетелей, слушай внимательно, и если у тебя возникнут свои вопросы и ты сочтешь их уместными, то можешь тоже задать их. Как вчера с миссис Слэннинг, – добавил я. – Тогда ты хорошо проявил себя.

Николас просиял:

– А я, признаться, подумал, не зашел ли слишком далеко. Не откажется ли она от ваших услуг.

– Да уж, вот была бы трагедия! – сардонически заметил я. Тут мне пришла в голову новая мысль. – Ты сегодня при мече?

– Да, сэр. – Овертон покраснел. Он любил гулять по улицам с мечом, поскольку видел в этом особый шик. – А почему вы интересуетесь?

Я улыбнулся:

– Поскольку твой отец владеет землями, ты считаешься джентльменом, а джентльменам позволено носить на людях меч. Мы можем обратить закон в свою пользу. Это наверняка произведет впечатление на тех, с кем мы будем разговаривать.

– Хорошо придумано. – Николас достал свой меч в ножнах из прекрасной кожи с узором в виде виноградных листьев и опоясался им. – Я готов.

По Стрэнду мы дошли до ворот Темпл-Бар и вышли через арку на Флит-стрит. Уже миновал полдень, и я был рад, что Тамазин накормила меня. Привычный размашистый шаг Николаса был для меня чересчур скор, и я велел ему идти помедленнее, напомнив, что юристы – люди почтенные и должны ходить степенно. Проходя через мост, я задержал дыхание, чтобы не вдыхать поднимающийся от воды смрад. Туда плюхнулась свинья – она бултыхалась в грязи, а ее владелец, стоя по колено в зеленой пузырящейся воде, пытался вытащить животное.

Мы прошли мимо тюрьмы, где, как всегда, заключенные протягивали сквозь прутья руки, прося подаяния, потому что, если бы никто не давал им на пропитание, они бы просто-напросто умерли с голоду. Мне невольно вспомнилась Энн Аскью, которой фрейлины королевы посылали деньги в Ньюгейтскую тюрьму. Оттуда бедняжку перевели в Тауэр, где ее жестоко пытали, а потом сожгли на костре. Я содрогнулся.

Мы вышли за городскую стену через западные Ладгейтские ворота, и впереди показалось грандиозное здание собора Святого Павла. Его деревянный шпиль, вознесшийся в голубое небо, маячил на высоте пятьсот футов. Николас изумленно взглянул на собор.

– Что, в Линкольншире нет таких зданий? – улыбнулся я.

– Линкольнский собор тоже прекрасен, но я видел его лишь два раза. Владения моего отца находятся на юге графства, близ Трента.

Когда парень упомянул об отце, я уловил в его голосе сердитую нотку.

За Ладгейтскими воротами на улице Бойер-роуд вовсю кипела торговля. Мясник установил прилавок, на котором разложил жилистое зеленоватое мясо. Цены в те дни были столь высоки, что лоточники воздерживались продавать хорошее мясо. Чтобы привлечь покупателей, он поставил на конце прилавка клетку с живым индюком. Люди останавливались посмотреть на необычную птицу из Нового Света, напоминавшую гигантского цыпленка с огромными яркими сережками.

К нам подошел пожилой торговец с ворохом только что отпечатанных в типографии брошюр и хитро посмотрел на нас: