— Тебя, наверное, забавляет наше положение. Новые эмоции. Острые впечатления. Ты во всем этом видишь приключения. А я — опасность. — Запустила руку вниз по плечу своего тела и, услышав его томный выдох, замерла. — Не делай так.

— Почему?

— Я никогда так не делаю.

— Ты такая скучная. Приятно же, что сильные мужские руки массируют твое молодое упругое тело…

— Я тебе сейчас и рот завяжу. Не шучу.

Едва я перенаправила мочалку на грудь, как дверь ванной распахнулась. На пороге застыл мой отец. Глядя то на меня, то на Дамиана, ошалело зашлепал губами.

— Чт-т-то здесь п-п-происходит?

Дамиан большим пальцем приподнял пояс с одного глаза и взвизгнул:

— Пап, закрой дверь, я голая!

Он тут же повиновался, но хлопнув дверью, снова ее отворил и прожег меня грозным взглядом:

— Магистр Рейнфрид, немедленно в мой кабинет! Эм-м-м… В мою гостиную… В гостиную. Сейчас же!

Мочалка выпала из моей руки, плюхнувшись в воду.

— Иди, милый, — проурчал Дамиан, ловя ее. — Я сама закончу.

Ну все. Теперь нам обоим конец…

— Милый? — Я едва не схватила этого идиота за горло, как только мой отец окончательно покинул ванную. Хотелось и придушить, и утопить. Тормозило только мое тело. Вернуться в него мне хотелось больше, чем отомстить Дамиану. — Ты хоть понимаешь, что теперь будет? Отец тебя выпотрошит!

Заметив, что от моего громкого грубого голоса вибрирует воздух, я захлопнула рот. Неудивительно, что отец ворвался сюда без стука. Не обнаружил проштрафившегося магистра у лестницы, отправился на поиски и услышал, как он басит за дверью ванной. Но увидеть ожидал явно не мое купание этим магистром. Да еще и с завязанными глазами! Лучше бы отец упал в обморок. Позже мы сказали бы ему, что это были галлюцинации. А теперь придется как-то выкручиваться.

Поглубже вздохнув, я обтерла руки о полы пиджака и вышла.

Отец раскраснелся от злости. Вышагивал из стороны в сторону, заложив руки за спину и поскрипывая зубами. Я была всем в его жизни. И он ни за что не позволил бы мне встречаться с таким неудачником, как Дамиан Рейнфрид. Впрочем, он ни за какие коврижки не поверил бы в эту любовь.

Молча указав мне в сторону лестницы, он сорвался с места. Пришлось идти за ним, уже не зацикливаясь на том, что с моим телом будет творить магистр. Важнее было убедить отца, что его дочь не сделала ничего постыдного. Правда, я еще не знала — как.

Мы спустились в гостиную, где таяла пара свечей. В нашем доме всегда было тихо. И днем, и тем более — ночью. Эта тишина помогала сосредоточиться на учебе и работе, но иногда вгоняла в депрессию. Например, как сейчас.

Отец не спешил отчитывать магистра, распустившего руки, и я усердно занималась самоедством.

— Когда умирала моя жена, — начал он, — я поклялся ей, что позабочусь о нашей дочери. Она разовьет дар, станет нашей гордостью, удачно выйдет замуж и займет почетное место в Лиге златородных магов.

Говорить ему было тяжело. Мешали печальные воспоминания и неприязнь к Рейнфриду. Но отец не забывал об уважении, иначе просто двинул бы этому телу в глаз.

Его взгляд был устремлен в холл, на статую мамы. Прошло двадцать лет, но он так и не смирился с утратой. Во мне видел ее и жил ради меня. О себе не думал. Даже запустил себя. Раньше был подтянутым мужчиной, даже обаятельным. Горе превратило его в старика быстрее, чем время.

— К сожалению, Вареньку всегда тянуло сюда — к корням. Она с детства мечтала учиться в Академии Безликих и даже была огорчена, когда выяснилось, что у нее сильнейший дар предков. Но она стойко освоила все семь курсов в Академии Защитной Магии, стала лучшей ученицей, гордостью не только своей семьи, но всех златородных. Я приставил вас к ней, магистр, чтобы вы отбили у нее желание окунуться в это болото, а не растлили ее, — с болью сказал он, покосившись на меня. — Между вами что-то произошло, и вы воспользовались ее уязвимостью, неискушенностью, чистотой души…