«Я у помойки, помочь?» — пришло смс от Пашки.

Феликс посмотрел на коробки с вещами, которые он непосильным трудом скопил за годы жизни в Москве. 

Коробок было ровно на две больше, чем рук у Феликса. 

«Было бы недурно, Павел Александрович» — ответил Феликс другу.

«Miseris succurrere disco», — пришло в ответ. Феликс усмехнулся. Полностью фраза звучала «Non ignara mali, miseris succurrere disco» и с латыни переводилась как «Познав несчастье, я научился помогать страдальцам». Кроме прочего, она приглашала Феликса к их с Пашкой старой игре — ехидной перепалке латинскими фразочками, к месту и не очень. Феликс задумался — именно сейчас в голову ничего не приходило. 

Пашка закончил филфак. А в МГУ, как известно, лучший филфак в мире. И речь декана на первом курсе о том, что «каждый наш выпускник говорит минимум на пяти языках» была констатацией факта, а не банальной похвалой.

Несмотря на множество историй, в которые чуть ли не ежедневно влипал Пашка, к диплому он в совершенстве писал и говорил на русском, английском, старославянском, древнегреческом и латыни.

Феликс, с которым они жили в одной комнате, соответственно, тоже. 

Изучив список предметов на второй семестр, Пашка ругался и подвергал сомнению все мертвые языки по списку «да кому это надо в двадцать первом веке, Фел?»

Со временем практическая ценность древнегреческого и старославянского не раз подвергалась сомнению, но латынь неожиданно реабилитировалась в глазах веселого соседа. 

Он отметил «по чистой случайности», что невзначай брошенная фраза на латыни действует на окружающих если не магически, то магнетически. А на женщин работает не хуже коктейля в баре и уж точно мощнее «бабулиных» очков. 

Тут главное — не переборщить. А то вместо «боже, какой он умный» можно дожать до «боже, какая я тупица» и дама погрузится в пучину самокопания и самоедства. И для вывода ее из этого состояния нужен расширенный курс психологии, а не общий, который нам читали, — делился он секретами соблазнения.

Он-то когда-то и затеял эту игру.

«Давай я тебе буду писать на латыни, а ты мне отвечать? Зачем? Ну, в прикол просто, — и добавил высокопарно, явно цитируя кого-то из классиков или профессоров, — дабы не утратить остроту ума!»

Сомнительное с точки зрение нормального человека развлечение неожиданно прижилось и вошло в привычку.

— Привет, — Пашка ворвался в воспоминания о самом себе с характерной ему настойчивостью, — надеюсь, книг в этих коробках нет?

— Ну, может быть парочка, — прикинул Феликс.

— Парочка десятков?

— Хорошо, бери вон те две, — указал он на стоящие с краю коробки, — в них точно нет книг.

Пашка подхватил предложенное и охнул:

— Я передумал — давай меняться. В этих, видно, очень ценные и дорогие твоему сердцу камни. А книги я люблю больше презренных... да что уж там, любых камней. 

— Hominis est errare, — ответил Феликс латинской фразой «Человеку свойственно ошибаться» и прибавил шаг, видя реакцию друга на остроту, — догоняй!

Под пашкины наигранные вздохи коробки были погружены в багажник новой (она же первая и пока единственная) пашкиной машины.

— Ну что, поехали? Я тебе освободил место в шкафу. Диван, правда, один, пока поспишь на полу, — деловым тоном сказал человек, еще пять секунд назад изображавший страдальца, который «знал бы, что придется работать грузчиком, не стал бы заморачиваться с поступлением в МГУ».

— Поехали. — Феликс пристегнулся. Не из соображений безопасности, а ради пашкиного финансового благополучия — в Москве с этим строго — везде камеры, камеры, камеры... — Но не к тебе. Мне дали квартиру на работе, так что есть, где жить. Но все равно спасибо за помощь и содействие в переносе грузов, а также подъеме пешком по лестнице на последний этаж.