- Да? - косится она на мои босые ноги, но от комментария воздерживается. - Ну всё равно круто.

- Вот снимут с тебя баллы, - зачем-то вредничаю я, - не так запоешь.

- С нас, - поправляет машинально и отмахивается: - За это не снимут.

Заходим в гримерку, в которой, кроме нас, еще человек восемь мастеров и их моделей. Но сейчас комната с танцевальными станками по всему периметру пуста. В смысле, людей в ней нет, а их вещей, пакетов и разного парикмахерского инвентаря накидано по углам и вдоль стен немеряно.

Я подхожу к длинному низкому подоконнику, на котором оставила свои сумки, закидываю Алискины туфли в пакет и достаю свои кеды. С наслаждением сую в них ноги и лезу в рюкзак за телефоном.

- Ты далеко туфли-то не убирай. Мы еще на сцену пойдем для награждения, - с осторожностью напоминает Полина.

- Я в кедах пойду, - заявляю категорично.

- Не пойдешь. Куда кеды к такому платью?

- Полин, - говорю устало, но решительно. - Или я пойду в кедах, или вообще не пойду. Я все свои обязательства перед тобой выполнила. Пыточное это судейство отсидела. И в туфлях, которые мне безбожно велики, торжественно прошагала по бутафорскому подиуму, который пружинит на каждый шаг и подножки подставляет.

О том, что туфли еще и спадали с пятки и закусывали платье, я умолчала - было тупо лень. Я была тверда в своем решении и не видела смысла сыпать аргументами.

- Если мои кеды тебя не устраивают, на награждение пойдешь одна.

- Ладно, потом поговорим, - говорит примирительно, видимо, надеясь уговорить меня позже.

- Можешь даже не стараться. Но дело твое.

За всего пять дней знакомства Полина еще не успела узнать, что упрямство - основная черта моего характера. Или "тупорогость" - в интерпретации доброй Алисы. Меня не нужно пытаться уговаривать, не нужно ставить условий, так я вредничаю еще сильнее. Куда проще и эффективнее оставить меня в покое, и тогда я сама дозрею до верного ответа. И приду с повинной, если была неправа.

Сообщений от Дэна в телефоне я, вопреки ожиданиям, не нахожу. Но есть сразу несколько от мамы и от Никиты. Еще от Лельки больше ста, но ее чат я и не думаю открывать, не раньше, чем буду дома - там наверняка тонны однообразных фоток.

Мама спрашивает, как конкурс, как мы держимся - она в курсе многодневной подготовки, хоть и без жутких подробностей в виде двухчасового сна. Я быстро набираю ответ: "Пока не уснула" и добавляю пьяного эмошку.

Никита пишет, что консультация у руководителя дипломного проекта затягивается - из-за неё он и не пришел за меня болеть. Что расстроило его гораздо сильнее, чем меня. Он даже пытался перенести встречу с профессором, но она улетает на какую-то конференцию, и это последняя возможность. Лично мне и не нужно было, чтобы Никита был здесь.

Во-первых, чемпионат длится целый день - несколько категорий плюс несколько номинаций в каждой. Это утомительно для участников и еще тягостнее для зрителей, поэтому и Алиске я сказала приходить только на вторую номинацию, и не хотела, чтобы Никита зря тратил время.

Во-вторых, мне совершенно не улыбалось, чтобы он видел меня в этом жутком макияже. На фотках, конечно, увидит, но живьем не хотелось. Прошлый конкурс он тоже пропустил, по логистической причине, но когда смотрел фотографии, он меня не узнал! Долго молча листал внушительную стопку снимков меня с мастерами и другими моделями, даже с организаторами, и спросил неожиданно, ткнув в чудовищную меня пальцем:

- Это же не ты?

- Нет, не я, - ответила, смеясь, уверенная, что он шутит.

- Слава Богу, - сказал он и продолжил листать, но еще через десяток фоток ему надоело, и он буркнул: - А кто она? Почему ее у тебя так много?