А мне вдруг стало так хорошо на душе, вот прям так спокойно, что даже на мгновение стала безразлична его реакция. Главное, что от груза недосказанности, который таскала за собой львиную часть своей жизни, избавилась. И пока он совершал ритуальные танцы перед столом, я с невозмутимым видом сидела на своём месте и флегматично жевала хлеб, отщипывая маленькие кусочки от Лёшкиной булочки с чесноком.

Наконец-то отплевавшись, Алексей Игоревич сел на своё место.

— Извини, — буркнул он, стараясь взять себя в руки и откидывая в сторону использованные салфетки.

Я философски пожала плечами, закинув остатки булочки в рот. С новой силой хотелось есть, должно быть, от волнения. Покосилась в сторону меню, размышляя о том, насколько будет уместно, если я сейчас попробую сделать заказ. А вдруг Орлов  решит прибить меня? И булочка с чесноком, который я даже не люблю, так и останется последним, что я съела? Обидно же. С сожалением отметила, что наши тарелки безнадёжно пусты. Отметила и испугалась, что сейчас думаю совсем не о том, впервые решив, как было бы здорово, окажись я всё-таки беременной, тогда моё странное поведение этого дня можно списать на гормоны, а не на то, что я совсем кукушечкой поехала. Или же всё это — стресс? Рано развившаяся деменция? Нужно будет посоветоваться с кем-нибудь с психфака. Зря я, что ли, у них раньше курс матстатистики читала? 

— Альбион, — вполне будничным тоном прервал мои внутренние размышления Лёшка, — поздравляю, у тебя юмор прорезался. 

Я настолько увлеклась постановкой диагноза, что совсем забыла, что тут ещё был Орлов, который старательно осмысливал полученную информацию. 

“Наверное, всё-таки деменция”, — печально заключила я, переводя свой взгляд с тарелок на Орлова и его ямочку на щеке, появившуюся там в силу того, что он опять улыбался.

— В смысле? — не поняла я, о чём он вообще говорил.

— Юмор, — повторил Лёха. — Замечательная шутка. Но если не хочешь отвечать на вопрос об отце дочерей… так и скажи, — милостиво разрешил он, восприняв моё торжественное заявление как попытку не подпускать его близко.

Я слегка прищурилась, пристально рассматривая каждую чёрточку его лица в надежде понять, действительно ли он думает так, как говорит, или же просто пытается слиться с темы.

Но Лёшка выглядел как всегда, уже порядком расслабившись после моего сенсационного заявления.

Нет, ну зашибись, а мне-то что сейчас с этим делать? Сидеть и убеждать его, что я серьёзна как никогда, и у меня всё так же плохо с юмором? Кстати, за юмор было обидно, не всем же быть такими клоунами, как Орлов. Нет, он всё-таки идиот, клинический. О нет! А если это передаётся на генном уровне?!

Тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли и убеждая себя в одном: я попыталась, он не понял, можно теперь считать, что моя совесть чиста.

— Не хочу, — вяло согласилась я, отодвигая все откровения на более удачное "потом", да и всякое желание говорить с ним искренне у меня пропало напрочь.

Он хотел что-то сказать, но, к счастью, у меня зазвонил телефон, и я поспешно схватилась за трубку, радуясь Женькиной настойчивости как никогда.

— Мам, а ты скоро? — полюбопытствовал мой ребёнок.

— Не знаю, я всё ещё… на работе. А что? — врать, конечно, нехорошо, но говорить правду было как-то не с руки.

— Мы с Аллой хотим мне кончики волос подстричь, можно?

Подруга была парикмахером, а вернее, как сейчас было модно говорить, - стилистом, и уже не один год отвечала за творческий беспорядок на наших головах.

— Стригите, — на автомате разрешила я, чувствуя, как Лёшка всё это время без устали следит за мной, прислушиваясь и присматриваясь. Так и хотелось спросить, что он пытается увидеть, но вслух произнесла совсем другое: — Как Тася?