— Позвони Тохе, если не веришь. Он трезвым был. Должен помнить.

Гадство. Могли они сговориться? Между собой еще ладно, но Тохыч не стал бы.

Смотрю на Вика, тот быстро строчит в телефоне. Понятное дело, кому и что. А спустя всего минуту обреченно кивает.

Гадство еще раз. Как я мог так лохануться? Это же жесткая подстава! Я вообще-то здоровый парень, и у организма есть потребности так-то.

— Ну, что ж, — выдаю я раздраженно. — Тогда ты не только документы свои заберешь, когда проиграешь, но еще перед этим подойдешь к Шипиловой и при всех предложишь ей себя в качестве прислуги на все выходные.

— Чего?! — ревет Киреев и дергается в мою сторону, но тут же тормозит. Впрочем, как и всегда. — Да я тебя…

— Остынь, — скалюсь в ответ. — А ты чего хочешь? Ставки растут, мать твою. Или соглашайся, или завтра весь универ будет знать, что ты трепло вонючее.

— Дополнение действует в обе стороны, — выплевывает он.

— Да не вопрос. Выполнять-то все равно тебе.

Меньше всего хочется скреплять наше пари рукопожатием с этим придурком. Но это вроде как положено. Так что приходится.

— Отсчет начался, — мрачно оповещает Киреев и сваливает со своим дружком.

— А ты уверен, что выиграешь? — вдруг спрашивает Вик, глядя, как эти двое уходят.

— Ты на чьей стороне вообще?

— На твоей. Но что-то уж больно уверен в себе Андрюха. Будто храбрости где-то хлебнул. Не иначе как у него есть козырь какой-то.

— Знаем мы его козырь. Он, идиот, не понимает, что светанулся, и что спалился еще до начала.

— А если еще что-то? — не унимается Игнатов.

— Что? Думаешь, договорился с мышью, чтобы она ему подыграла? Не смеши. Она не из таких.

— А ты уже прямо-таки понял, какая она? — друг ехидно скалится.

— Да никакая, — я морщусь. — Правильная. Я таких за версту чую. Проблемная. Душная. Невзрачная. Перечислять?

— Мне-то зачем? Ты, главное, себя правильно настраивай. А то в нужный момент все эти эпитеты уронят тебе твой калибр, — Игнатов ржет.

— Хорош скалиться, поехали. Спать хочу, — недовольно цежу. — Давай, не беси меня.

Он отпускает еще пару шуточек, прежде чем окончательно затыкается и прекращает усиливать мою головную боль тупым юмором. В печь. Все завтра.

10. - 10 Олеся -

Обед у родителей Андрея проходит по-семейному. Тетя Инга забрасывает меня вопросами, пока ее сын посмеивается, глядя на это. Отец семейства — мужчина сдержанный. Его я если и видела, то только в глубоком детстве. Так что сейчас с любопытством посматриваю на него. А еще постоянно думаю о том, что он проректор. И общение в такой неформальной обстановке, наверное, не очень правильно.

— А у мамы как дела? Она не надумала приехать на выходные? — спрашивает тетя Инга.

— Пока вроде нет. Но, может, через месяц — как раз я немного освоюсь, тогда сможем и погулять.

— Ой, а разве Андрей тебе не помогает? — и смотрит с укором на сына.

— Помогает, конечно, — тут же добавляю я. — Спасибо. Но я вполне способна и сама…

— Да уж, — качает головой мамина подруга. — Верю я, что способна. Но ведь когда есть кому помочь, это же хорошо?

Взгляд у нее уж больно понимающий, и я начинаю подозревать — а не в курсе ли она истинной причины, почему я перевелась?

С одной стороны, мама не стала бы рассказывать такие личные моменты. Я ей доверяю. Но с другой — я видела, как сильно она переживала, когда я получила квоту на перевод. И как волновалась, пока мы обсуждали, как я буду жить одна в большом городе.

— Конечно, хорошо, — сдержанно отвечаю и утыкаюсь взглядом в тарелку.

— Мам, ну, хватит, — вдруг влезает сам Андрей. — Что ты пристала? Олеся даже поесть не может — только на твои вопросы отвечает.