Если Кац сумеет ее вывезти, Дина о ней позаботится, в ней я была уверена. Аня не знала ее близко и всего пару раз за жизнь видела, но мое сердце было бы спокойно, окажись моя малютка у Дины.

Она бы не бросила Аню. У нее самой двое детей…

Я горячо дышала от слез в старую обивку кресла, и чувствовала себя так, словно только что умерла внутри. Если я узнаю, что ее все же похитили – я сойду с ума. Меня мотало по сиденью, ногтями я впилась в него, и больше ничего не чувствовала, кроме всеобъемлющего страха за дочь.

Ехали недолго, сбросили скорость, загнали авто на задний двор какой-то развалюхи и там оперативно поменяли машину. Сбивают след. Намеренно, чтобы свидетели похищения не сдали машину властям. Меня посадили в белый минивэн и заблокировали двери. Двое сели вперед. Тот, что меня похищал, без страха стащил с головы маску, и мы погнали дальше.

В полной тишине: со мной не разговаривали, даже не угрожали и ничего не требовали. Это не бандиты. Меня не пытались запугать, а действуют по плану.

Первой я заговорить боялась.

В коттеджном поселке минивэн въехал за ворота особняка, закрытого тенью высаженных на участке деревьев, и остановился.

– Я никуда не пойду! – испугалась я, когда дверь распахнули.

Но меня бесцеремонно схватили под руки, как немощную и вытянули наружу. Перед тем, как войти в дом, мне ладонью закрыли глаза.

– Порог, – предупредил похититель.

У него оказался низкий, но хорошо поставленный голос, словно он привык говорить с трибуны. Я переступила порог, сделала несколько шагов на ощупь. Я ничего не видела, хотя свет проникал сквозь ладонь с неплотно сомкнутыми пальцами, поэтому обострились другие чувства. В доме пахло чистотой – так пахнет в дорогих и новых домах. Никаких домашних запахов: еды или выпечки, здесь пахло так, словно жили наездами и дом как раз был готов впустить жильцов, благоухающий и чистый, но безжизненный. Тишина. Такая благородная тишина появляется в больших и пустых домах с хорошей изоляцией. Ничего постороннего, так и ощущается застывшее время.

– Лестница, – меня вели наверх.

Я поднялась на второй этаж, мы свернули и только перед дверью с глаз убрали ладонь. Что от меня скрывали на первом этаже?

Дверь была сплошной, белой и с позолоченной ручкой. Замок отперли, и меня втолкнули в светлую комнату.

Я споткнулась, обернулась, но дверь захлопнули. Перед ней стоял здоровяк, сложив руки перед собой: кисть одной руки он держал на запястье другой, как профессиональный телохранитель из кино.

– Зачем меня привезли?

– Сядьте. С вами сейчас поговорят.

– Кто? – я пятилась от него, пока икры не коснулись чего-то мягкого. – Зачем я вам?

Я помнила, о чем говорил Градов: Глодов принял беспрецедентные меры, чтобы выследить меня, найти и похитить. У меня дрожали поджилки. В том, что это люди Глодова, я ни капли не сомневалась.

– Сядьте! – охранник разозлился. – Не разговаривайте!

Позади меня стоял бежевый диван, еще здесь был столик: очень похоже на приемную в больнице. В противоположной стене – две одинаковые двери рядом. Без них я бы чувствовала себя хуже – словно меня замуровали.

Я опустилась на диван.

Обхватила плечи, и уставилась в пол.

На столике валялось несколько журналов – они усилили впечатление от приемной. Словно я жду приема у какого-нибудь стоматолога или вроде того. В коричневой вазе стояла искусственная ветка с цветами.

Не похоже на допросную.

Но я не обольщалась.

И тем, что меня не били, обращались на «вы» и даже отвечали на некоторые вопросы, не обольщалась тоже.

У Власова меня тоже держали в неплохих условиях: в шикарной обстановке с дорогой мебелью и большим окном. В целом вежливо разговаривали, даже пригнали ко мне врача с аппаратом УЗИ, и неплохо кормили. А потом решили, что в воспитательных целях мне нужно отрезать палец. Я не была в этом виновата – «воспитывали» Андрея. Он недостаточно расторопно выполнял их приказы, как им показалось.