Он там.

Я знаю, где. И он должен меня видеть...

Когда я подняла глаза, блика уже не было.

Он сейчас уйдет.

Выждет время – и уйдет. Он всегда так делал. Я смотрела и смотрела в нужное окно, но ничего. Двадцатый этаж примерно. Двадцать первый. Ноги сами пошли ему навстречу. Наплевать, что голова кружится – внутри что-то надрывалось, захлебывалось от истерики. Он скоро уйдет!

Помутнение рассудка. Грань истерики.

Не знаю, что произошло: не разбирая дороги, я бросилась туда. Бежала со всех ног, не сводя взгляда с окна. Рыдала, кричала про себя, лицо залили теплые слезы, но я не замечала их.

Я ни о чем не думала, ничего не ощущала, кроме боли и отчаяния, ничего не видела вокруг. В боку кололо. Я задыхалась от холодного воздуха, болезненно врезающегося в легкие.

Миновала первый корпус, подбежала ко второму.

А если показалось?..

Что тогда?

Если там никого не окажется, я буду кататься по полу и орать, как полоумная.

Я забежала в фойе и бросилась к лифтам.

Это офисное здание, похожее на наше. Здесь были люди – офисы работали, но я не думала, как он отсюда стрелял. В голове билась мысль: он сейчас уйдет… Разберет и спрячет оружие, смешается с толпой, и уйдет, словно обычный посетитель. К тому моменту, как все поймут, что происходит, как полиция оцепит район, разберется с направлением стрельбы, всех опросит… Он уйдет, и следы растают.

На двадцать первый этаж лифт не шел. На двадцатый тоже.

Я вышла ниже, дождалась, когда останусь в коридоре одна и поднялась по лестнице. Меня встретили голые стены с незаконченной отделкой, пахло стройкой – начиная с двадцатого этажи на ремонте.

Дверь на двадцатый заперта.

На двадцать первом – просто прикрыта. Белые от штукатурки коридоры, пятна на полу, двери не установлены – комнаты зияли пустыми проемами. Я шла, заглядывая туда, и старалась не стучать каблуками. Вздрагивала от собственных вдохов. Сердце колотилось в горле от страха, от сухого воздуха щипало нос. Появилось ощущение нереальности, словно это сон.

Не показалось: здесь кто-то есть.

Он дальше по коридору – в комнате по левую сторону. Ее окна выходят на место убийства. Оттуда он вел огонь, приоткрыв створку окна…

На каждом шагу я умирала от страха, но надежда заставляла идти. Последние метры я преодолела, ничего не соображая. Переволновалась… Схватившись за косяк, я остановилась в проеме.

Там мы и столкнулись.

Он выходил. Рослая фигура в ветровке с надвинутым капюшоном.  За спиной сумка, широкий ремень которой лежал поперек груди. Через окно позади било солнце – слепило, я и так ничего не видела. Все плыло перед глазами, а я задыхалась от волнения… Сейчас упаду в обморок. Меня знобило, как при гриппе.

Как будто я умираю.

– Андрей…

Он шарахнулся. Руки были свободными, и одна нырнула под полу, где он прятал пистолет.

– Андрей! – крикнула я, шагнула вперед, потеряв опору, и упала на него, рыдая и цепляясь за ветровку. – Андрей, любимый, это ты…

Истерично рыдая, ладонями я обхватила его лицо и сорвала капюшон.

И словно удар под дых: не он!

Это не он…

Мои глаза распахнулись. Я прижималась всем телом к  незнакомому мужчине, тянулась вверх – к чужому лицу. Мы были так близко, что я увидела свое отражение в удивленных зрачках. У него была необычная радужка: зеленовато-коричневая, с точками, похожими на червоточинки. Чужие глаза.

Руки, лежащие на его щеках, затряслись. Одна соскользнула на плечо, я цеплялась за ветровку, надеясь, что сейчас произойдет чудо, и вместо незнакомца я увижу Андрея… Но сердце разбилось окончательно – раскололось вместе с миром.