— Э-э-э, — задерживает он в своих красивых руках мою, потеряв связь и опешив от моей выходки.

Да, вблизи он ничего. Такой весь при костюме, при терпком мужественном запахе, при горячих и нежных руках. Но не так чтобы «Ах!» и сердце вон.

«Или всё же «ах»? — смотрю я в его глаза цвета морской волны. Правда именно взгляд этих красивых глаз, обрамлённых густыми загнутыми ресницами мне и не нравится. Что-то есть в нём опасное, злое, колючее. Особенно когда он, так и не поцеловав мою руку, получает в ладонь свой наушник.

Или я всё это себе выдумала, зная, на что он способен?

— Ева, — подсказываю я.

— Значит, Ева, — хмыкает он. — Символично. Добро пожаловать, Ева!

И второй раз хмыкает, когда, сказав приветственную речь, уже уходя, оборачивается на меня. Заинтересованно. И я бы сказала: довольно.

«Заметил? Вот и отлично!» — теперь хмыкаю я. Хотя первую Лоркину заповедь «Сначала присматриваться и ничем не выделяться» я уже нарушила.

А сразу после этого нас приглашают на завтрак.

В красивой столовой со шведским столом один из подручных оглашает для новеньких правила проживания. А я уясняю первые истины: здесь каждая сама за себя и готова на всё, но все из кожи вон лезут, чтобы в глазах Адама казаться лучше.

Ведь камеры снимают 24\7. И никто не знает, где они установлены. Ни задницу не почешешь, ни в носу не поковыряешься. Или скажем, уронишь с подноса сок, когда тебя «нечаянно» подтолкнут под локоть, а он там уже видел, уже поставил себе «минус», уже знает.

Правда, именно по напряжению и скованности в этом видео-пространстве, где не только Адам, тысячи его камер и сотни сотрудников, но и вся интернет-сеть наблюдает за тобой, и можно вычислить новеньких.

Старенькие как раз подталкивают друг друга локтями, что только что и сделала высокая темнокожая «модель», похожая на юную Тайру Бэнкс. Правда, далеко до того, как эта афроамериканка стала носить парики нового поколения Lace Wigs — тончайшую сетку с настоящими волосами, что приклеивается к коже головы. У нашей Тайры — жёсткие вьющиеся волосы торчат пружинами как у взорвавшегося матраса.

И видимо потому, что я видела, как она подтолкнула одну из девушек, что вместо завтрака теперь пошла переодевать платье, она и подсаживается ко мне.

— Привет! Я — Анита. Я тут седьмую неделю.

— Привет! А я Ева, приехала вчера, — представляемся мы как на встрече клуба анонимных алкоголиков.

— Как ощущения?

— Пока не очень, — пожимаю я плечами.

— Понимаю, камеры, — натянуто улыбается она. — Но это ничего, скоро привыкнешь, — берёт с моей тарелки ломтик жареной картошки и откусывает. — Здесь в столовой всего одна, — показывает она большим пальцем себе за спину, — поэтому не советую зевать и смотреть по сторонам, а то может показаться, что ты что-то не то увидела.

— Разве? Я ничего не видела, — пожимаю я плечами.

— Вот и правильно, — встаёт она и бросает откусанную картошку обратно на мою тарелку. — Не понимаю, как можно есть такую гадость.

— А я слышала Адаму нравятся девушки с хорошим аппетитом, — как раз замечаю я одну из участниц такой ужасающей худобы, что о её плечи можно уколоться, а локтями наделать дыр в столешнице.

— Не верь, — как бы невзначай толкает Анита мой стакан с соком, уходя.

«Вот сучка!» — подскакиваю я, спасаясь от растекающейся лужи.

— Анита, — сокрушённо качает головой худая девушка и, бросив свой поднос, помогает мне салфетками вытереть лужу. — Не обращай на неё внимания, — шепчет она. — Говорят, Адам отдаёт предпочтение таким диким кошечкам, опасным, царапучим. Вот она и старается. Не пойму только зачем пригласили меня. Наверно, для ассортимента, — пожимает острыми плечами и тяжело, обречённо вздыхает. — Он меня даже ни на одно личное свидание не пригласил. Я, кстати, Фэйт. Две недели на проекте.