— Пойдем, составишь компанию.

 — Мне скоро уезжать. Отец тащит на свой дурацкий прием.

 — Да, ты всегда их не любил. Когда-нибудь и сам будешь устраивать подобные. И за руку тащить упирающуюся жену, — мама ласково мне улыбнулась, а я вдруг подумал. Как можно было променять ее на какую-то девку с улицы? Мама у меня, как куколка, в свои пятьдесят два года. Всегда идеальная прическа, идеальная одежда, идеальный маникюр, идеальные манеры. Она вся один сплошной идеал. Это все равно, что всю жизнь питаться в лучшем ресторане и в итоге сорваться на слипнувшиеся пельмени сомнительного качества в ближайшей забегаловке. Пусть и дурацкое сравнение, но другого в голову не пришло.

И я точно знаю, что развод они еще не оформили. Отец всегда запрещал матери работать, а она не настаивала. Возможно, и сама не хотела, а, может, предпочитала не ругаться лишний раз. Но, в любом случае, мама и сейчас живет в их бывшей общей квартире, в знакомой обстановке (где я провел свою юность), с привычным укладом жизни, за одним исключением — мужчины у нее больше нет.

 — Когда вы планируете покончить с разводом?

 — Боря молчит по этому поводу. Это ведь его постоянно грызет молодая любовница, а мне торопиться некуда.

 — А если бы он вдруг передумал и вернулся. Ты бы простила?

Мать с ответом не торопится. Задумалась на минуту.

 — Я люблю твоего отца. Наверное, через какое-то время перешагнула бы. Но простила бы… приняла бы назад или нет... это слишком сложный вопрос, сынок. Я ведь полностью зависима от него. Могу, конечно, пойти полы мыть...

 — Это просто смешно.

 — Уже нет. Я в своей жизни так ничему и не научилась. Слишком часто шла у Бори на поводу. Слишком быстро стала от него зависима. Он ведь и сейчас меня содержит. А воротить носом... не в моей ситуации. Ты ведь знаешь, к какой жизни я привыкла, Максим. И то, что ты работаешь на двух работах, чтобы хоть как-то ему противостоять, добавляет тебе смелости и мужества в моих глазах. Ты истинный сын своего отца. Такой же напористый. Упертый с детства.

 — Если не он, то я и сам смогу тебя содержать. Пусть не в такой роскоши, но все же. Я ведь не бедствую.

 — Что ты! Через какое-то время тебе и самому будет, кого содержать.

 — Это вряд ли.

 — Ты ошибаешься. Я прекрасно вижу, какими восхищенными глазами на тебя смотрят девушки. Придет время, и одна из них сможет обогреть стужу в твоей душе.

 — Кроме тебя, вряд ли кому-то из женщин удастся туда забраться.

Мама привычно улыбнулась. Как-то очень тепло, нежно и грустно. Сколько себя помню, я всегда искал у нее утешение и поддержку. Неважно, будь то разбитые коленки, конфликты с отцом или неудачи в учебе. Потому что от второго родителя кроме вечных подзатыльников, грубых нравоучений и постоянных замечаний я особо ничего и не видел.

И пусть мама в столкновениях с ним всегда выходила побежденной, но, когда дело касалось меня, она превращалась в разъяренную львицу.

 — Дорогой, ты ни разу не приводил в дом девушку, но это ведь не говорит о том, что сердце твое пустует, верно?

Ох, как же часто ее проницательность мне выходила боком!

 — Это совершенно ничего не значит, кроме того, что девушку, достойную знакомства с тобой, я еще не встретил, — сказал и совершенно не покривил душой, потому что моя квартира на постоянной основе сталкивается с различными новыми лицами. Не, ну как лицами... Почти.

Сейчас почему-то вспомнилось возмущенное, до глубины души пораженное выражение нежного личика Альбины, ее чуть надутые от обиды губки и упрямо выдвинутый вперед подбородок в тот момент, когда Кирилл так необдуманно и беспечно бросил оскорбительную фразу. Мне до сих пор перед ней крайне неудобно. Сегодня на сдвоенной паре она была очень сдержана. Нехотя принимала участие в обсуждении, когда я намеренно втягивал некоторых студентов-молчунов в принудительный разговор, задавая вопросы по пройденному за неделю материалу.