Ленька Седых и был таким исключением. Всего три дня назад он окончил курс машиниста железнодорожного училища. Осенью ему предстояло послужить Родине в войсках Советской армии, а пока он чувствовал себя вольной птицей. Лети, куда душа пожелает! Его душа желала лишь одного – быть поближе к железной дороге. Но, увы, помощником машиниста его не взяли, потому как до совершеннолетия предстояло ждать долгих три месяца, поэтому он напросился в помощники почтальона в почтовый вагон. В этом вагоне служил его сосед Егор Демидович Пашков. Егор когда-то был дружен с отцом Леньки, погибшим под колесами поезда пятнадцать лет назад, и отказать парнишке в просьбе взять его работать помощником не нашел сил. А зачем, собственно, отказывать? Проявил парнишка рвение к труду – поощри рвение, так считал Егор Пашков.

В этот день Ленька поднялся ни свет ни заря. Шутка ли, первый рейс в почтовом вагоне, и сразу на Владивосток! Это ж сколько дней на колесах провести! Мечта, да и только. Мать собрала ему в дорогу съестного, положила в рюкзак три футболки, пару спортивных штанов, пару носков, целую стопку трусов и теплую кофту «на всякий случай». Ленька не возражал. Он почти никогда не возражал матери, жалел ее. Не каждому доведется в двадцать три года овдоветь, и не каждый при этом не потеряет интерес к жизни. Ленькина мать не потеряла, и за это он уважал ее еще сильнее.

Оказавшись на вокзале, Ленька с наслаждением вдыхал неповторимый запах железной дороги, навевающий мысли о путешествиях и приключениях. И пусть он припахивал моторным маслом и креозотом, которым щедро пропитывали шпалы, для него, Леньки, лучше этого запаха не было ничего на свете. Он во все глаза таращился на специальные приспособления почтового вагона, ощупывал мешковину, в которую складывали письма и бандероли, поглаживал большим пальцем сургучные печати на ящиках с посылками и нюхал, нюхал, нюхал…

До полудня грузили мешки с почтой, затем пошли обедать в вокзальную столовую. После обеда пятнадцать минут кемарили в вагоне и снова пошли грузить. К трем часам жара достигла своего пика, почтовые работники сгибались под тяжестью мешков и потели в толстых суконных униформах. Они проклинали лето и жару, а Ленька наслаждался непривычной суетой, наблюдал за прибывающими поездами и глазел по сторонам, позабыв о том, что пришел сюда работать.

– Ленька, коза тебя задери, ты чего прохлаждаешься? – зычный голос Егора Пашкова вывел парнишку из состояния эйфории. – Сейчас с «международки» мешки привезут, а ты ворон считаешь! Шевели оглоблями!

«Международкой» почтовики называли отправления, прибывающие с Международного почтамта, расположенного около Ленинградского вокзала и запущенного в эксплуатацию в 1962 году. Первый в стране почтамт, который собирал почтовые отправления из десятков стран мира. Раз в четверть часа от почтамта отходила машина, груженная мешками, полными ценных посылок, бандеролей и писем. И раз в час сам Международный почтамт принимал точно такие же мешки, готовые к отправке за границу. Пропустить доставку с «международки» грозило выговором, а потеря хоть одной единицы почтовых отправлений – увольнением. Вот почему к встрече «международки» готовились особо тщательно. Об этом знали все, кроме новичка Леньки.

– Чего кричишь, дядя Егор? Тут я, на месте. На пассажиров малясь засмотрелся. Уж больно смешные попадаются, – Ленька миролюбиво улыбнулся, глядя на строгого начальника. – Вот хотя бы та тетка в красном сарафане. Надо же было в такую жару красное надеть! У нее кожа того же цвета, что и сарафан. Рак вареный! Умора, да и только!