10. Глава 10. Максим
Музыка из колонок орет так, что уши отваливаются и перепонки стонут, но зато не дает заснуть за рулем. Последняя неделя перед зимними каникулами значительно ослабляет бдительность и я, как обычно, забываю поставить будильник накануне. А потом пожинаю плоды своей тугодумности, мчась по столичной каше из грязи и снега в сторону универа, борясь с заносами и хреновой видимостью.
М-да, все-таки спортивная машина не особо подходит для местности со сменами времени года. Особенно, когда крупные хлопья снега продолжают спускаться с неба, словно пыль, накрывая каждую поверхность белоснежным покрывалом.
Отвлекаюсь на секунду, потянувшись за стаканчиком с кофе, как влетаю на полной скорости в необъятных масштабов лужу коричневого цвета с бензиновыми разводами. Борюсь с желанием выкрутить руль в противоположную сторону, тем самым обогнуть озеро Байкал из грязи и заодно влепиться в проезжающую мимо хлебовозку.
Ну твою ж дивизию!
Брызги окатывают все вокруг, в том числе и машину от крыши до дисков. Только вчера мыл, да и до универа всего пара метров оставалась. Теперь месиво из реагента и снежной глины застынет на краске и не дай Бог разъест ее.
Проклиная все на свете трехэтажным матом, заезжаю на парковку универа и мчусь на пары, кликая сигналкой на брелке.
Этот день мне не нравится с самого пробуждения. Стоило послушаться мягкую подушку с одеялком и остаться в их тепле как минимум до обеда. Зачем приперся на пары сам не знаю. Антонова только завтра. Ударяю себя по лбу, понимая, что отсижу в универе два утра подряд.
Возбужденность неопределенного происхождения бьет по безмозглой голове, когда начинаю приближаться к аудитории. Сердце оглушительно стучит, а руки потеют. Странная реакция на предстоящие несколько часов тугомотины… Тахикардии мне еще в девятнадцать не хватало.
Затаив дыхание, открываю дверь и захожу внутрь. Все, как один, поворачиваются на скрипучий звук и оценивают опоздуна с ног до головы. Зубрилка Лизка смотрит на меня, потупив глазки и свесив язык на бок. Уверен, что в анонимном ящике на День Святого Валентина все открытки-сердечки с точено-выведенными буквами, складно собирающимися в мое имя, будут только от нее. Главное, чтобы духами не брызгала, иначе весь универ почувствует себя словно в газовой камере.
- Доброе утро, Илья Никитич, - здороваюсь с преподавателем, - Извините за опоздание.
Тот лишь махает рукой и возвращается к бумагам на учительском столе. Вот у кого Марье Ивановне стоит поучиться пофигизму. Никитичу всегда плевать кто на сколько опаздывает и палок в колеса не вставляет.
Обвожу взглядом аудиторию, пытаясь найти свободное место. Таких полно, все высыпаются перед завтрашним днем. Все, кроме меня и некоторых ботаников и шизиков. Кстати, о шизиках…
Пока иду до скамьи вглядываюсь в лицо каждого одногруппника, но не замечаю русоволосую лупоглазую голубоглазку. Странно, обычно она не пропускает пары, хотя часто опаздывает. Смотрю на часы. Уже как полчаса прошло с начала учебного дня. Мысленно даю ей фору на то, чтобы подготовиться к очередным пыткам с перестрелкой глазами, посланиями друг друга на детородный мужской орган и дерганьем косичек.
Но ни на первой паре, ни на второй Суп не появляется. Даже как-то скучно без нее в этих бездушных стенах похитителей юности. Приходится вслушиваться в слова преподов, вместо пуляний слюнявых бумажек в волосы и отправлений острых на язык сообщений.
На третьей паре дверь в аудиторию резко распахивается, и я весь подбираюсь в предвкушении, но опять облом. Просто секретарь ректора занес какие-то документы. Уныло спускаюсь по стулу вниз и, развалившись, бездумно открываю мессенджер в телефоне. Глеб опять приглашает на гонки сегодня вечером. Быстро отвечаю ему, что подумаю, а потом перехожу в одну из последних переписок и пытаюсь не заржать во весь голос.