В танковой школе, в которой учился Соколов, все машины были радиофицированы, но курсантов все равно учили руководить боем с помощью флажков. И вот сейчас, повинуясь этим нехитрым сигналам, командиры танков смотрели на колонну, наводчики готовились открыть огонь и следили за целями в орудийные прицелы. А заряжающие, загнав снаряд в казенник пушки, наблюдали за командиром роты, какую команду он отдаст.

Вот рука с красным флажком пошла вверх. Внимание, приготовиться к атаке! Наведение на заранее выбранные цели. Стволы пушек чуть шевельнулись, двигаясь каждый за своей целью. Рука резко пошла вниз. Огонь!

Гулко ударил выстрел танкового орудия с бугра, и тут же на месте заднего грузовика взметнулся грязно-черный фонтан земли с обломками машины. Полетели в разные стороны сидевшие в кузове солдаты, нелепо растопырив руки и ноги, полыхнул огнем взорвавшийся бензобак. Офицеры в легковушках закрутили головами, некоторые даже вскочили на ноги, держась за спинки сидений.

Второй грузовик резко затормозил, а башни двух головных «Т-III» стали поворачиваться в сторону холма.

Еще один выстрел танка Задорожного – и второй грузовик разметало вместе с пехотой. Те, кто успел выпрыгнуть через борт машины, попадали от этого взрыва. С косогора заработали два пулемета, добивая тех, кто еще оставался в живых возле разбитых грузовиков. Одно за другим ударили орудия со стороны балки. Еще два выстрела, и, ломая тонкие березки, разметывая гусеницами зеленую листву, к колонне понеслись три советские машины.

Немецкие легкие танки горели. Бронетранспортер разворачивался, через его борта прыгали солдаты. Снаряд, пущенный «тридцатьчетверкой», полыхнул огненным пузырем на борту «ханомага», да так, что отдельные листы обшивки разлетелись по дороге.

Легковушки не успели развернуться. Сидящие в них офицеры один за другим падали под пулеметным огнем. Кто-то пытался стрелять из автомата, кто-то выдергивал из кобуры пистолет, но беспощадный огонь смел все живое.

Огонь был точен, ни одна из легковых машин не загорелась.

«Тридцатьчетверки» остановились, охватив подковой место побоища. Омаев, держа наготове «ППШ», спрыгнул на землю. Жарко полыхали бензиновым огнем обломки бронетранспортера, вокруг – трупы, трупы и трупы. Ненавистная вражеская форма. Молодой горец направлялся к первой легковой автомашине, когда с брони «тридцатьчетверки» раздалась короткая автоматная очередь.

Омаев мгновенно развернулся всем телом и присел на одно колено. Один из немецких офицеров уронил руку с зажатым в ней пистолетом и ткнулся окровавленной головой в дорожную пыль.

Когда танкист подошел к первой машине, осмотрелся по сторонам, прижав к плечу приклад автомата, к нему осторожно приблизились его товарищи. Обследование обеих легковушек не заняло много времени. В первой не было ничего кроме объемистого кожаного портфеля. Содержимое оказалось личными вещами кого-то из офицеров. Чистое белье, Библия, бутылка коньяка, две плитки шоколада, блестящий пистолет с инкрустированной рукоятью.

Руслан, стиснув зубы, смотрел на лежащие рядом Библию, пистолет и коньяк. И все это рядом, в одном портфеле.

– Будьте вы прокляты, – резко сказал Омаев и бросил портфель в огонь.

Во второй машине танкисты нашли то, на что и рассчитывал их командир. Два небольших черных портфеля с запечатанными замками. Документы и наверняка секретные. Омаев взял находку под мышку и сделал знак отходить.

Где-то стонали раненые, пахло сгоревшим тротилом, горелой резиной и горелой человеческой плотью. Запахи войны, к которым Омаев уже давно привык.