Положение войск противника представляло собой 18 ноября следующую картину.
2-й немецкой армии в Курске противостояла 4-я советская армия, которая входила в состав группы армий Воронежского фронта.
Противником 2-й венгерской армии была 6-я советская армия.
Противником 8-й итальянской армии была 1-я советская гвардейская армия.
Самое тяжелое положение было на участке 3-й румынской и 6-й немецкой армий.
Под командованием русской группы армий Юго-Западного и Сталинградского фронтов находились 5-я танковая армия, 21, 65, 24, 66-я армии, а в самом Сталинграде – 62-я армия.
4-й немецкой танковой армии предстояло вступить в бой с 51-й советской армией.
Таким образом, пяти немецким и союзническим армиям противостояли тринадцать советских армий. В районе боевых действий под Сталинградом соотношение сил было три к восьми.
Сейчас, вероятно, было бы уместным сказать несколько слов о боевых качествах армий союзников Германии, которым была доверена оборона Донского фронта протяженностью более трехсот километров. Боеспособность этих частей подробно обсуждалась немецким Верховным главнокомандованием, но, несмотря на это, для немецких командиров на местах подразделения войск союзников представляли довольно большую проблему.
Было бы ошибочно и несправедливо просто обвинять армии союзников в отсутствии или недостатке боевого духа, так как, например, румынские дивизии, имея энергичных командиров, проявили в не очень сложных боевых условиях боеготовность, заслуживающую положительной оценки. Следует отметить, что именно только румыны «серьезно относились к делу», и то, что Бессарабия являлась непосредственным соседом Советского Союза, способствовало как раз тому, что они воспринимали войну на Востоке как свою войну.
Для венгров и в особенности для итальянцев вторжение на территорию России с ее лютой зимой оставалось делом немцев.
Поэтому здесь присутствуют этико-моральные причины для оценки боеспособности армий союзников, передислоцированных и переданных в подчинение командованию группы армий вопреки его воле и желанию.
С военной точки зрения следует добавить, что все три контингента были недостаточно вооружены и оснащены, уровень их подготовки, по крайней мере по понятиям немецких военных специалистов, был очень низким, а высшее командование этих армий не обладало теми военными навыками, которых требовало от них тогда ведение боя, выходившего далеко за рамки учебных маневров. Разумеется, здесь также были исключения: так, например, командующий 3-й румынской армией был замечательным солдатом, разбиравшимся в тактической и оперативной обстановке, энергичным командиром, искренне преданным общему делу, а командир одной из его дивизий, генерал Ласкар, не уступал своим немецким товарищам в храбрости, осторожности и решительности. То, что из рук обоих ударами советской армии был выбит тот «инструмент», с которым им предстояло «работать», была не их вина. Следует также сказать о том, что ни венгры, ни румыны, ни тем более итальянцы по своему национальному характеру не способны были вести бои в тех тяжелых условиях, в которых они оказались.
В случаях, когда им противостоял более сильный противник и они сталкивались с высоким боевым духом вражеских частей, уже через несколько часов они были не способны оказывать серьезное сопротивление.
Командованию группы армий «Б», в подчинении которого румынские, венгерские и итальянские части находились с 1941 года, были известны эти обстоятельства, еще более обострившиеся в офицерской среде в результате внутриполитических противоречий, и командующий группой армий с большой озабоченностью встретил распоряжение ставки фюрера, согласно которому войскам союзников необходимо было предоставить самостоятельность в ведении боевых действий. Несмотря на это, вся операция 1942 года находилась в прямой зависимости от использования армий союзников, поскольку за счет этого немецкие части (и без того недостаточно укомплектованные) могли быть высвобождены для участия в основных наступательных действиях.