Но у Насти, похоже, другие планы:

— Максим Михайлович… Такое дело… Вы только не принимайте на свой счет, но мне, правда, очень нужна ваша помощь.

— Знаю. Сразу бы так.

— Да нет! Вы не поняли. Притворитесь моим мужем.

— Что, прости?! — вылетает, прежде чем успеваю сообразить. Она хочет, чтобы я сыграл ее супруга. Класс. Интересно, перед кем и для чего?

Ташковская переходит на шепот.

— Знаю, бред. Но я сказала хозяйке, что замужем. Она не желала селить меня с детьми… Боится, что не смогу платить вовремя.

— А где твой муж? — только сейчас понимаю, что так и не узнал эту важную подробность. — Фамилия-то чужая…

— От матери. Так вы поможете мне?

— Ладно. Что делать надо? — сам не знаю, для чего соглашаюсь на все это. Но судя по упрямой Ташковской, это единственный вариант хоть что-то узнать о детях и убедиться, что сегодня веселая троица будет спать под крышей, а не на вокзале.

— Не знаю… просто представиться, как муж, — краснеет.

— Ну что, мальчишки, как вам живой лифт? У-у-у-х! — развлекаю пацанов, поднимаясь по лестнице, а ответ они «угукают», переговариваясь на своем. Да… если уж мне здоровому мужику не слишком легко топать на четвертый этаж с двумя гирями, то что будет с Настей.

Она тихо идет сзади. Не представляю, о чем она думает, но мне бы очень хотелось об этом узнать.

Квартира 12. Дверь как у домика Трех поросят из сказки — дунешь и улетит. Своих козявок я бы за такой не оставил…

Звонка нет. Приходится стучать.

Открывает дама лет пятидесяти. Выглядит она так же, как и дверь. Худая и сомнительная. Интересно, у нее документы и лицензия есть на сдачу квартиры?

Она смотрит на меня, оценивая часы на руке, дорогое пальто, обувь. И двух бесценных мальчишек, дергающих меня за уши.

— Здравствуйте. Мария Евгеньевна?

— Ага. Заходите.

Делаю шаг через порог. За мной Настя.

— Вы на сутки хотите или долгосрочно?

— На пару месяцев. Пока.

Смотрю по сторонам. Старые обои, дырявый линолеум.

— У вас есть детская? — прохожу по коридору.

— Мущина, вы обувь снимайте! Я ваще-то убиралась.

— Максим М…

— Да, дорогая? — вживаюсь в роль.

— Разуй.. те.. ся.. Разуйся, пожалуйста.

— Как скажешь, милая. — несмотря на ситуацию, меня забавляет, как вспыхивают ее щеки и сужаются зрачки, когда я зову ее «дорогой и милой». А как она пытается перейти на «ты»! Это надо видеть.

— Так, братцы-кролики, давайте-ка, ваш папа снимет ботинки и испачкает чистые носки об этот чудесный пол.

Получаю тычок вбок. А Настя что, может и руку поднять? Вот так мышка… хмыкаю в кулак.

— Проходите. Тут кухня, там комната. Туалет в углу. Все. Больше ничего нет. На детскую уговора не было...

— Ничего. Нам подходит, — поспешно говорит Настя.

— Уверена? Мне кажется, что нет.

— Максим! Решать не… нечего. Я готова оплатить.

— Мария Евгеньевна, сколько стоят ваши хоромы? — уточняю.

— Двадцать… пять.

— Но мы же договаривались на двадцать? — бледнеет Ташковская.

— Мы и на двоих детей не договаривались! И вообще, при таком муже смешно экономить. Часики-то брендовые, я ведь все вижу...

— Это не оригинал. На базаре купил.

— Ага. И тачка за десять-пятнадцать лямов тоже подделка? — косится на окно. — Я такие видала у звезд.

— Двадцать пять лямов. Там салон на заказ, — поправляю, получая новый тычок.

— Ну… я и говорю. Двадцать пять. Иначе сдам другим. У меня желающих вагон.

— Видел, стоят от поворота до дома дойти не могут, половина в снегу застряла, — парирую.

— Не смешно.

— Я согласна за двадцать пять, — прерывает нас Настя.

— Дорогая, там Паша вызывает ремонтную бригаду, — киваю в сторону ребенка, схватившего стационарный телефон с тумбочки. — Ты займись этим вопросом, а я улажу финансовый.