— Итак, Василий… Давай по порядку. Ты на выезде был?

— Был.

— Детей видел?

— Мальчиков?

— Да! вот они, — не выдерживаю и сую ему в нос фото близнецов. — Этих!

— Вроде они… с бабкой. Гуляли.

— Пока их дом горел? Гуляли? — поднимает брови капитан.

— Не знаю я, что вы от меня хотите? Я приехал пожар тушить. Мне некогда было… Петренко позвоните. Он на улице оставался, пока мы работали… И потом…

— Что за Петренко?!

— Лейтенант, — поясняет. Будто бы мне это о многом говорит.

— Да хоть сам генерал! Звоните скорее! Может, у него Миша с Пашей?!

Меня начинает трясти. Как бы сильно я ни устала после бессонной ночи и переутомления, страх за детей не дает спокойно усидеть на месте. Если бы не таблетка, подсунутая мне врачом после обморока, я бы уже, наверное, была на том свете от стресса.

Мужчины переглядываются. Василий достает из кармана свой смартфон и набирает чей-то номер.

— На громкую связь включайте! — требую, сгрызая ногти от нетерпения.

— Алло?! Вась? Ты чего? Мы же договаривались по выходным не трогать друг друга. Имею же я право отдохнуть?!

— Петренко, ты близнецов вчера куда дел? Маленькие такие, были вместе с бабкой. Помнишь?

— С этой сумасшедшей?!

— Ты на громкой связи, фильтруй, чего говоришь, — шикает капитан.

— Понял, товарищ капитан, исправлюсь, — тут же соображает.

— Почему это сумасшедшая?! — хлопаю ресницами. Тетя Клава хоть и не слишком добрая женщина, но вроде бы справочку от психиатра не имеет.

— Ну… когда дом горел, бабка как побежит туда! Мы подумали, что у нее крыша поехала на фоне пожара.

— Она с детьми в горящий дом побежала?! — распахиваю глаза, не веря в то, что слышу.

— Нет, мальчишек какой-то тетке сунула, а сама как рванет…

— И что? — бледнею.

— Как что? Еле вытащили. Она причитала что-то про ценности, а потом в обморок упала. Ну ее в скорую погрузили и отвезли в больницу.

— Класс… — выдавливаю. — А что за тетка? Где мне ее искать?

— Просто прохожая. Она так и сказала про себя.

— И что, вы у нее даже имя не спросили?! Это же дети…

— Так зачем? Она их не стала забирать, — вдруг заявляет Петренко.

— С этого момента поподробнее…

— В общем, дело было так… Дети плакали, пришлось им пожарную машину показывать, чтобы успокоить. Ну и пока ребята тушили то, что от дома осталось, а скорая увозила вашу бабку, я и не заметил, что тетка под шумок свалила. Оставила на мне детей. Я у соседей поспрашивал, никто не знает чьи. В сумке нашел свидетельство.

— И?! — хором спрашиваем.

— А, вспомнил, — бьет себя по лбу Василий и вклинивается в разговор. — Ты еще на плакат указывал и шутил…

— Какой еще плакат? И что смешного в человеческом несчастье?! — рычу. — Можно конкретнее?

— Ну большой, рекламный… Там какой-то мужик в очках изображен… с информацией про благотворительный фонд… или что-то такое... — тут же оправдывается.

— Не было никаких шуток, не ври! — орет в трубку Петренко.

— Ну не ты, значит, братец твой …

— При чем тут мужик в очках?! — багровеет капитан. — И какой еще брат?! А ну, быстро объяснили, пока я вас погонов не лишил!

— Исправимся, товарищ капитан, — Василий встает по стойке смирно. — Мы свидетельство нашли в детской сумке, а там: мама — Маша Иванова, отец — Вася Пупкин. Ирония в том, товарищ капитан, что таких по всей Москве миллионы.

— И вовсе не Маша! Я Настя! — свожу брови. — А отец у них Максим, а не Вася!

— Точно! Лобанов! — поддакивает лейтенант. — Как на плакате. Максим Лобанов, из фонда. Я его лицо часто по телевизору видал. Вот Гордей и пошутил, что дети его.

— Дети Гордея?! — раздувает ноздри капитан.