Это такая ответственность!

Это гранитная плита у тебя на плечах, и давит, давит… страшно подвести тех, кто тебе доверился. Страшно не справиться, не вытянуть, не суметь и увидеть пепелище в конце своей дороги. Кто-то этого не боится и живет по принципу: «после нас хоть потоп». Но это – быдло.

Человек благородный никогда так думать не будет. А есть еще и другая сторона медали. Лиля честно старалась о ней не думать, но факты от этого никуда не денутся.

Здесь она ни за что не отвечает, но… она беззащитна. И это плохо.

Захочет кто-то ей навредить – и навредит, и без проблем. Уже, вот, навредили, если она сидит в чужой стране и имя свое произнести боится. Да, свое имя…

Лиля мысленно пообещала себе, что лично займется безопасностью, по возвращении домой. И пусть ее считают параноиком!

А пока – да здравствуют блинчики!

***

Конечно, все получилось не так легко и просто.

И ночью к Лиле постучалась Лари.

Как – постучалась!?

Открыла дверь так, что та с размаху стукнулась о стену и чудом не разбудила малыша Ганца.

– Алия!

– Что!? – мгновенно проснулась Лиля.

– Там твоя эта… Роза…

Лиля подхватилась – и бросилась вслед за Лари.

М-да.

Имеем классический ночной кошмар, осложненный истерикой. Когда проснулась, но успокоиться не в силах. И трясет, и судорогой выгибает, и слезы катятся, и кулаки сжаты…

Лиля не хотела так поступать. Но…

Был ли другой выход?

Пощечину она залепила с размаху, так, что у несчастной только голова мотнулась.

– Н-на!

Без удовольствия, понятно. Выбора другого не было…

И подействовало.

Девушка всхлипнула, схватилась за щеку, потом за живот…

– Легче? – тихо спросила Лиля.

Та закивала.

Молча. Опять – молча…

Убила бы!

Единственная надежда у Лили была на то, что здесь люди покрепче. Психика у них такая – не переломишь. А понятия «нервный срыв» и в проекте нет.

Что вы хотите?

Здесь проехать по дороге мимо человека, посаженного на кол – дело обыденное… его даже убивать не станут. И первую помощь оказывать. Могут еще и грязью кинуть в умирающего, или посидеть, полюбоваться.

И что?

Посадили – значит, там и сидеть должен.

Такую бы картину в России или в Америке… Лиля представила себе казнь на площади, и подумала, что в обеих странах люди, наверное, реагировали бы одинаково.

Палачей – прибить, узников – освободить.

Люди же…

А здесь будут смотреть. И даже комментировать, и плевать, что завтра они могут оказаться в той же роли и на той же площади. Жутковато это…

Лиля поглядела на Лари.

– Потерпишь ночь? Завтра попробуем ее ко мне переселить.

– Чтобы она и у тебя так верещала?

– Ну…

– Потерплю. Алия, ты ей поможешь?

– Постараюсь…

Одна идея у Лилиан была. Хотя отец-основатель психиатрии наверняка обозвал бы ее идиоткой и убил томиком своих трудов.

А и ладно! Пусть он сначала хоть родится в этом мире… и кстати! Когда он решит стать врачом, он будет читать труды Лилиан Иртон и Тахира дин Дашшара.

Однако!

Вот и пожалеешь, что психологию прогуливала. А то бы сейчас… Ух! И даже – Ых!

Лиля махнула рукой. Спустилась вниз, на кухню, достала бутылку со слабеньким вином.

Руки быстро делали свое дело.

Угольки в печи есть, вот растопка… маленькая жаровня. Подогреть вино, всыпать туда немного специй, порезать яблоко, бросить клюкву…

Этакий грог.

Научно его не так делают?

Будем считать, семейный рецепт.

С тем Лиля и вернулась к девушкам. Протянула большую кружку с горячим питьем бедолаге Розе.

– Пей. Горячее, тебе надо. И… Лари, принеси из моей комнаты, из сундука, шерстяные носки?

Роза пила. Послушно, даже стараясь не кривиться, всхлипывая на пределе слышимости. Лари вернулась с носками и лично натянула их на девушку.