Отлично!

– Ложись и спи. Выспишься – придешь на кухню, попросишь еду. Поняла?

Девушка кивнула.

– Как бы тебя еще назвать?

Кот упоминал, что универсальным обращением было: «Эй ты!». Или еще более короткое слово, обозначающее падшую женщину. Но…

Здесь так говорить – не стоит. В доме водятся дети, а вы себе представляете, как сложно отучить детей от народно-матерной лексики? Нет, вы не представляете! Они б так математику запоминали, как матюги… Лиля и сама в детстве прапорщика дядю Петю подслушивала. Вот кто выражаться умел…

Но учить этому своих детей? Нет, не стоит.

Девушка молчала.

Лиля напрягла фантазию.

Вот ничего, кроме Изауры в голову не шло. От известного бразильского сериала. Но здесь такие имена не приняты… кто там еще был, в сериале? Рита, Жануария, Эстер, Мальвина, Роза…

О!

Роза!

– Я буду звать тебя Розой, – решительно объявила Лиля. – Не захочешь – скажешь. А пока будешь откликаться на это имя.

Девушка медленно кивнула.

Промолчала, но кивнула.

– Я сейчас принесу тебе поесть. Пока немного, бульон и мясо, ты явно не ела досыта, может стать плохо. Понимаешь?

Кивок.

– Поешь немного. Проголодаешься – спускаешься вниз, в кухню. Еще подкормим. Тебе сейчас надо есть не слишком много, но часто. Очень часто. Поняла?

Снова кивок.

– Все. Располагайся.

Лиля решительно вышла.

Показалось ей – или она услышала всхлип из-за двери?

Но возвращаться не стала. Пусть…

***

Вернулась она через пятнадцать минут, с чашкой куриного бульона и парой кусочков мяса.

Роза так и сидела на кровати, где ее оставили. А на щеках не то, чтобы дорожки, но глазки определенно красноваты.

Вот и отлично. Пока человек способен плакать – его душа жива. Да и устойчивость у местных – в двадцать первом веке люди от зависти заплачут. Что вы хотите – здесь для развлечения с детьми ходят смотреть на казни!

На казни!!!

Колесование, четвертование, повешение, разрывание лошадьми – это не просто страшно. Это кошмар. Лилю от одного перечисления мутило, а Джерисон ничего страшного в этом не видел. Правда, и на площади не ходил, неинтересно было, но если мимо шел – не отворачивался. Хорошо хоть Миранду на такие мероприятия не брали…

Лиля решительно поставила поднос на колени девушке.

– Выпей бульон и скушай мясо. Больше тебе пока нельзя, чуть позднее я тебе еще принесу перекусить. Ребенок толкается?

Кивок.

– Вот и отлично. Ты молоко пьешь? Проблем от него нет? Не тошнит?

В том мире у Лили была знакомая, у которой была непереносимость молока. Лактозы. Девушка ей искренне сочувствовала. Кто знает – поймет. Парное молочко, да со свежим хлебушком, а если еще и горсть ягоды, которую днем собрали, а вечером съели – так никаких невероятных изысков и не надо. Это вкуснее творений самых изысканных кулинаров. Кто пробовал, тот поймет. А некоторые несчастные лишены такого удовольствия. Как тут их не пожалеть?

Качание головой. Нет, не тошнит.

– Следующее кормление – молоко с булочкой. Поела?

Кивок.

– Ложись и спи. Горшок под кроватью. Если кто заглянет – не пугайся. Здесь все свои, на второй этаж чужим хода нет. Поняла?

Еще один кивок.

Лиля развернулась и вышла. Пусть девчонка отдыхает. Ей это надо…

А ей пора к ребенку.

***

Малыш Ганц спал, раскидав лапки в стороны. Пеленать его Лиля не стала.

Здесь не просто пеленали, а еще и ноги к специальной доске прибинтовывали, чтобы кривыми не были. Лиля доску решительно убрала.

Пусть малыш машет всеми конечностями, пусть развивает мышцы…

Пеленание хорошо для матери.

Ребенок не пугается, не задевает себя, не ерзает, а еще – спит. Что ему еще делать, когда он увернут, словно гусеница?