– О! Коллега! – улыбнулся я. – Я тоже компьютерщик.

– Я еще учусь, – смутился тот.

– А где?

– В Донецке.

– А сами вы откуда?

– Из Симферополя. Был у родителей, задержался из-за референдума, а теперь возвращаюсь в Донецк. Вот только не знаю, что меня там ждет.

– А как там у вас в Крыму? Слыхал, вас заставляли голосовать под дулами автоматов, и везде там ходят вооруженные русские солдаты.

Вячеслав оглянулся, чуть испуганно посмотрел на меня, но решился:

– Ага, щас! Солдат на улицах практически нет, разве что у военных баз. А референдум… никто нас насильно не гнал. Представьте себе, моя бабушка – ей уже восемьдесят семь, она практически не ходит, и передвигается в инвалидном кресле – уже сколько лет не голосовала, а тут попросила, чтобы ее отвезли на избирательный участок, где проводился референдум. Ты не представляешь себе, какой это был для всех праздник. И для меня тоже.

Только я хотел возразить, как дверь в купе распахнулась, и я увидел четверых громил в камуфляже. У одного было охотничье ружье, другой наставил на нас пистолет – не знаю уж, травмат или боевой.

– Семнадцатая сотня самообороны Майдана. Кто такие и куда едете? – сказано было, как я отметил в подсознании, по-русски.

Я достал из кармана немецкий паспорт, и эти уроды неожиданно опустили оружие и заулыбались. Потом они дружно вскинули руки в нацистском приветствии и крикнули: «Зиг хайль!»

Вероятно, они подумали, что раз я немец, то такой же нацик, как и они.

– А вы тоже немец? – спросили они у Вячеслава.

Тот достал из кармана украинский паспорт и протянул им.

– Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты, – сказал один из «сотни». – Крымчанин, ага. Пойдешь с нами.

Я не выдержал, вскочил и внимательно посмотрел на него:

– Ребята, что вы прицепились к человеку? Я за него ручаюсь, ежели что.

Один из задних «сотенных» открыл рот и начал: «А ты…», когда их главный посмотрел на меня и сказал:

– Ладно, оставим этого, – махнул рукой атаман этих бандитов. Он вернул паспорт моему спутнику, после чего вся четверка с матюгами вывалилась из купе.

– Говорили же мне, не возвращайся на Украину, – с горечью произнес мне Вячеслав через две-три минуты. – А я, дурак, не послушался. Видишь, как здесь все. А все СМИ талдычат про демократию. Ведьмин шабаш здесь, прямо как у Гоголя в повести про Вия, а не демократия… Был я в Киеве на Антимайдане, повезло еще, что на пару дней у приятеля задержался, иначе бы меня в Корсуни стеклом накормили, как моих друзей. А двое так и исчезли, до сих пор их найти не могут…

Я открыл рот и понял, что сказать-то мне нечего, и что все, что нам рассказывали про «демократию» и «мирную революцию», было сплошным враньем.

Еще один такой «патруль» проверил нас в Днепропетровске, но им хватило моего паспорта. Они лишь гаркнули «Слава Украине!» и вышли из купе.

– Ты где жить-то будешь? – спросил меня Вячеслав, когда поезд тронулся.

– Поищу гостиницу. У меня там кузина, но она в общаге, там не заночуешь.

– Давай ко мне. Я у тетки поселился, так она пока в Турцию уехала – челночит помаленьку. Да и не будет она против, она у меня хорошая. И место имеется.

Не могу сказать, что мне в Донецке все нравилось, но впечатление было такое, что я выполз на скользкий берег из зловонного болота. Вот только атмосфера была грозовая, предвоенная. И через пару дней после моего приезда администрация города и здание СБУ были взяты штурмом.

К тому моменту я уже давно понял, что то, что нам рассказывали в Германии, было враньем от начала и до конца. Я надеялся, что Запад прозреет. А пока я проводил время то с Ариадной, то со Славкой и его друзьями. Ребята были совсем другие, чем компания Олеси. Я даже попробовал свести Славу и Ариадну, но они лишь крепко подружились, а романтических отношений там не возникло.