Не могу сказать, что я жаждал этой встречи – для меня все гости из бывшего СССР казались провинциалами, а я считал себя настоящим патентованным немцем. Но когда я ее увидел, то чуть-чуть не влюбился окончательно и бесповоротно – она была необыкновенно красива, умна, с классным чувством юмора, умела одеться так, что ни одной немке и не снилось – как и большинству русских немок, приехавших из казахской глубинки. Хорошо еще, что я вовремя вспомнил, что она моя близкая родственница… Но две недели отпуска – и выходные до и после, а также многие вечера – мы провели очень даже весело. Я ее куда только ни возил – в Париж, Эльзас, Берн (который куда красивее Цюриха), Люцерн, Милан, Флоренцию, Рим (где мне поцарапали машину, но оно того стоило), а на обратном пути – Ницца, Канны, Монако, Лион… Вот только насчет политики мы не могли прийти к консенсусу – я считал, что всем странам бывшего СССР необходима настоящая демократия европейского типа, она же говорила, что и в Европе настоящей демократии и близко не лежало. Но споры наши никогда не заканчивались ссорой.

Потом был Майдан, и мы с Ариадной не раз созванивались – я верил всему, что нам показывали по немецкому ТВ, про доблестных защитников демократии, стремящихся в европейский рай, и про пророссийского президента Януковича, изо всех сил державшегося за незаконно полученную власть. И если для нее победа Майдана была трагедией, то я пытался убедить ее по телефону, что теперь у них будет только лучше. Более того, в марте я решил посмотреть на все это своими глазами, купил билет на самолет и полетел в Борисполь. Деньги у меня были, отпуск имелся – в предыдущем году я потратил только две недели, тогда, когда приезжала Ариадна, и еще пару дней туда-сюда, а в Германии обычный отпуск – шесть недель. Так что я решил для начала посмотреть Киев и пару других украинских городов, а потом поехать в Донецк и Горловку к Ариадне и ее семье.

В самолете в Киев меня посадили рядом с киевлянкой, учившейся в Германии – и горячо поддерживавшей Майдан. Она была весьма недурна собой и мне понравилась. Конечно, до Ариадны ей было ох как далеко, зато она не была близкой родственницей, и мы в тот же вечер оказались в постели в зарезервированном мною гостиничном номере. А на второй день я переселился к ней.

Мы провели несколько дней в Киеве, а потом поехали в Одессу через Корсунь, где у нее были родственники. Она с восторгом показывала мне «достижения демократии» и знакомила с самыми разными людьми. Должен сказать, что для меня все это было шоком, особенно когда майданщики со смехом рассказывали о том, как они забрасывали «беркутов» коктейлями Молотова, а те лишь отбивались от них, спасая своих. Один по пьяной лавочке даже похвастался, что лично подыскал места в гостинице «Украина», с которых снайперы отстреливали «быдло», которое позже назвали «небесной сотней» и в убийстве которых обвинили «Беркут». А в Корсуни мне несколько человек в красках описали, как они остановили автобусы с крымчанами, как за ними охотились, избивали их и «заставляли жрать стекло».

До Одессы мы так и не доехали – в Корсуни у Олеси (так звали девицу) начались «эти дни» – по ее словам, раньше и тяжелее, чем обычно, – и она предпочла задержаться в этом довольно-таки скучном городе, а я решил не возвращаться в Киев, а отправиться наконец в Донецк.

В поезде на Днепропетровск и Донецк было сыро и холодно, из дырки над окном капало, но народу в нем было мало, что меня, откровенно говоря, весьма радовало. До Кривого Рога я ехал один, а там ко мне подсел худенький очкарик, сразу же уткнувшийся носом в учебник по базам данных на английском языке.