– Это клевета, – возмущенно расправил плечи Парамонов. – Вы прекрасно знаете, что дело закрыто за отсутствием состава преступления!

– За отсутствием улик, – поправил Павел Макарович, – а это разные вещи, Парамонов. Ну вот что, скажите на милость, вы там пишете? Нет-нет, уберите, читать этого я не стану, пока начальство не обяжет, да и тогда еще трижды подумаю, прежде чем взять вашу писанину в руки.

– Товарищ полковник, – осторожно, но решительно вмешался в их увлекательную беседу Мацуев. – При всем уважении я хотел бы напомнить…

– Что хозяин здесь вы, – закончил за него Басалыгин. – Да, конечно. Виноват, погорячился. Продолжайте, прошу вас. Я сейчас уйду и не буду вам больше мешать. Все, чего я хотел, это чтобы вы поняли, с кем связываетесь. И с чем. Думаете, это злостное хулиганство и все? Да вы увязнете в этом деле на полгода, если не на полный год! Вы не боитесь, Парамонов, что задержанный напишет на вас встречное заявление? – обратился он к обладателю ковбойских ботинок. – Он или кто-то другой, неважно, – не боитесь?

Разбитая, опухшая физиономия Парамонова приобрела обиженное, угрюмое выражение, взгляд единственного уцелевшего глаза уехал куда-то в нижний угол кабинета.

– То-то и оно, – правильно истолковав эту пантомиму, констатировал Павел Макарович. – Что ж вы тогда сюда приперлись?

– Да не припирался я! – окончательно сдаваясь, огрызнулся Парамонов. – Они меня сюда силой привезли!

– Ай-яй-яй, – сочувственно покачал головой полковник. – Прямо силой? Надо же, какие невоспитанные!

– Секретарша, дура, испугалась и наряд вызвала. Я-то знаю, что с вами лучше не связываться – неважно, прав или виноват, все равно держись подальше. Вы и святому дело сошьете, да так ловко, что он еще и после Страшного суда досиживать будет.

– Э! – демонстрируя знаменитый кавказский темперамент, вскинулся подполковник. – Не надо, уважаемый, нехорошо так говорить, мы при исполнении!

Парамонов сгреб со стола и скомкал в кулаке свое заявление.

– Все ясно, – тоном безвинной жертвы тоскливо констатировал он. – Короче, я пошел.

– Скатертью дорога, – напутствовал его Басалыгин. – Вы не возражаете, подполковник? Да, еще один вопрос. Чего от вас хотел задержанный? Надеюсь, не часы и бумажник?

– Это к делу не относится, – огрызнулся Парамонов.

Павел Макарович повернулся к нему всем корпусом, ссутулился сильнее обычного, грозно сдвинул брови и набычился. У его подчиненных это называлось «включить мамонта» и обычно производило на оппонентов полковника неизгладимое впечатление. Старый трюк не подвел и на этот раз: Парамонов горестно оскалился, с присвистом выдохнул сквозь стиснутые зубы и, глядя мимо полковника, неприязненно процедил:

– Ну, требовал, чтобы я передал жильцам управление домом, ну и что?

– От души советую выполнить требование, – сказал Басалыгин. – Во избежание повторения инцидента. В другом месте и в другое время, заметьте. Где-нибудь, где уже никто не сможет помешать вашей беседе. Жадность – плохой советчик, Парамонов. Так можно лишиться не только шальных денег, но и здоровья. Или, если попытаетесь снова прибегнуть к своим излюбленным методам, свободы.

– Ха, шальных! – опять оскорбился Парамонов.

– Пошел вон, – поворачиваясь к нему спиной, сказал полковник.

Позади него с деликатным стуком закрылась дверь.

– Совсем плохой человек, э? – светским тоном осведомился Мацуев.

– Я видел и похуже, – проворчал Басалыгин. – Но нечасто. Документы приготовили?

– Да, пожалуйста, уважаемый. – Подполковник взял со стола и протянул ему тощую обтерханную папку. – Что слышно о Зулусе?