21. Глава 21

Теперь Лайгон понимал, почему ореливий временами светился. Понимал, что сверкающими бликами переливалось внутри этого странного металла. Его магическая энергия, которую ореливий постоянно вытягивал из мужчины и переправлял в тёмный пустой зал. Мага передёрнуло при воспоминании о разговоре. Этот Ореливий действительно был чистейшей пробы антагонистом. Он был против недлов, считая их глупыми. Против рабов, считая их недомагами. И даже, казалось, против себя самого, считая способность к магии болезнью. Он был против всех. При мыслях о том, что такое вообще возможно, у Лайгона пробегали по спине тревожные мурашки. В Валинкаре таких жителей, как Ореливий, не было. В книгах – тоже не было. Такого не должно было вообще быть. Каждый злодей должен иметь цель, а также шанс на лучшую, более правильную жизнь. Так казалось Лайгону, идущему рядом со своим верным братом за ореливиевым големом.

Феронд, как ни странно, тоже думал о разговоре с невидимым магом. Но так как долго думать мужчина не привык, вскоре он подал голос, желая завязать разговор:

- Как думаешь, это ужасно… быть таким, как он?

- Возненавидеть всех, убить почти всех, а потом и вовсе потерять интерес к жизни? – уточнил Лайгон. – Да, это ужасно.

- Знаешь… самое страшное, что мы с ним одной крови, - признался Феронд и вздохнул: - Когда-то он, должно быть, тоже умел только энергетические световые шары зажигать…

- Что? – маг даже остановился, оторопело глядя на брата. – Ты намекаешь, что я могу стать таким, как он?

- Нет! Вовсе нет! – постарался заверить его Феронд. – Пойдём, нельзя упускать из вида голема, - он дотронулся до локтя брата, призывая продолжать путь, и тот нехотя повиновался. – Я просто хотел сказать, что он тоже начинал с малого… А ты был прав. Магия – сильная вещь…

- И опасная, - заметил Лайгон. – Давай договоримся: если вернёмся в Валинкар – никакой магии! Всё! Не нужно нам это!

- Но ты же хотел… - напомнил Феронд о пристрастиях мага, но тот перебил его, не дав договорить:

- Ты видел, что делается с теми, кто постигает слишком многое?

Феронд, который старался не упускать из виду голема, ответил, не глядя на брата:

- Перестань, это случилось лишь с одним магом! Мэггон же не убивает свой народ.

- Потому что отец несоизмеримо слаб по сравнению с Ореливием! Потому что он ещё не дошёл до того уровня, когда сознание искажается!

- Нет, Лайгон, не поэтому, - убеждённо возразил Феронд и заговорил так, как он иногда умел: уверенно и со знанием дела. - Он мудр. Очень мудр, и потому он не такой маг, о которых говорил Ореливий. Он не развивается. Он понял, что дальше опасно, и остановился. Отец знает, что делает. Поэтому он учил нас тому, чему учил, а не более сложным вещам. Он хотел научить нас всему постепенно, хотел не пустить в горы… Он мудр. И ты станешь таким, как он. Не отрекайся от магии. Ты не повторишь судьбу Ореливия…

- С чего такая уверенность? – фыркнул Лайгон, проводя рукой по тёмной стене и чувствуя на ходу, как ореливиевые вставки встречаются  на пути его ладони.

- Ну… - задумался Феронд над причинами своей уверенности, и быстро нашёл в голове ответ: - Ореливий говорил об абсолютном одиночестве… А у тебя есть я, и Лаивсена, и родители. Скажу лично за себя – я всегда буду рядом, и не позволю тебе стать таким, как тот ненормальный.

- Звучит убедительно, - усмехнулся Лайгон и не стал разубеждать брата.

Маг принял решение не рисковать. Магия стоила усилий, но уж точно не стоила потери себя. Как и любовь, с которой Лайгон постоянно проводил параллели, думая о магии, и наоборот.