– Слушай, Цырен, ты действительно собираешься бить в этот бубен?

– Хэсэ! Это не бубен, это хэсэ! – он разводил костер. – Ты давай, не мешай мне!

Ермаков ждал от бурята этакого священнодействия, приготовился прикоснуться к великой тайне камлания, но действия Цыренжапа не тянули даже на слабенькую троечку с минусом.

Сначала тот долго ходил по поляне и коптил корой то ли пихты, то ли сосны, по запаху Константин не мог определить точно. Затем у костра на доске бурят расположил тарелку с мясом, рядом с ней на дощечку выложил из термоса какую-то густую бурду, цветом и консистенцией напоминавшую манную кашу с комочками. В другую тарелку бурят налил молока из второго термоса и поставил на камень бутылку водки.

– Это кому? – Ермаков уже устал стоять и попытался присесть на корточки, однако больная нога предательски не желала сгибаться. Сидеть на холодных камнях не было ни малейшего желания, поэтому он потоптался что твой конь в стойле и остался на месте.

– Ама Сагаан-Ноен любит щедрые дары!

Дальше стало совсем уж невмоготу: Цыренжап прыгал у костра и бил в бубен. Периодические завывания вперемешку с гортанными выкриками, конечно, вносили разнообразие в монотонное поначалу бурчание, но Константин уже твердо для себя решил, что с него хватит.

Он повернулся, чтобы пойти к туннелю, видневшемуся за поворотом, как Цыренжап подскочил к нему и резко потянул за рукав:

– Душа твоя покинула тело! Я верну ее!

– Очень ценное замечание! Сам-то понял, что сказал? – Константин рассмеялся.

– Не смейся! Ама Ноен шибко обидится! Отомстить может, злую шутку сыграть! – бурят потряс поднятой с бубном рукой. – Шибко жалеть потом будешь! Пришлет он злого духа, и эжен навсегда заберет себе твою душу!

– Да кто этот твой ама, или как там его?

– Замолчи! Это очень могучий бог, третий сын великого тэнгэри! Тэнгэри Хухэ отправил сюда его, чтобы он охранял эти места. Он хозяин этой земли! – глаза бурята горели огнем на коричневом морщинистом лице. – Ты совсем не в себе! Душа твоя покинула тебя! Ты хотел себя убить, да? Не смог, да? Ты напугал этим свою душу! Она теперь не может вернуться и терзает тебя! Тебя надо защитить. Любая блуждающая душа теперь может прийти к тебе, а твою может забрать кто-то другой, такой же золгуй, несчастный, как и ты!

– Откуда ты знаешь? – Ермаков замер.

– Духи все видят! Вы пришли на эти земли, привели своего бога, но духи все равно здесь! Они могут тебе помочь!

– Как?

– Садись! – шаман усадил его перед костром.

Он буквально заставил Ермакова отхлебнуть из фляжки мутно-белой жидкости с молочно-кислым привкусом, крепостью приближающейся к водке. Константина чуть не вырвало, но он сдержался.

– Тарасун! – бурят влил в себя залпом добрый глоток. – Хорошо, однако!

Расплывшись в улыбке, он уселся рядом и пристально взглянул на Ермакова.

– Гал Тайха делать буду. Душу твою призывать. Буду звать богов огня и неба. Они найдут твою душу, крепко-крепко ее схватят, а я скажу тебе, как ее поймать и получить обратно!

– А моя душа где?

Бурят скрипуче рассмеялся, обнажая желтые зубы:

– Сам не знаешь, да? Она там, где твои мысли! Она и далеко, и близко! Ты и там, и тут.

– Как это?

– Тэнэг!

– Чего?

– Голова у тебя седая, а ума в ней мало! Глупец ты, говорю! – он покачал головой. – Людей убивать ума много не надо, а жить-то сложно! Я сейчас брызгать буду. Ты сиди и думай, хорошо думай. Думай о себе. Молись своему богу, если хочешь, чтобы он помог тебе. Только не зови никого и не называй себя, а то шибко худо будет!

Он заставил Ермакова выпить еще тарасуна. Вылил в огонь какую-то темную жидкость из выуженной из недр халата баклаги, отчего повалил густой едкий дым. Ермаков закашлялся, его и так мутило от пойла, щедро влитого в него бурятом.