– Дайте его Мари… Марии. Я не могу потерять ещё и эту дочь. И достаньте ещё. Проблему с конюхом я буду решать, когда он появится. Вполне возможно, что она полюбит достойного человека… А сейчас просто спасите её.

По шагам и скрипнувшей двери Маша поняла, что граф ушёл. Пошевелилась, разминая затёкшие от долгого неподвижного лежания мышцы, и убрала с лица компресс.

– Вы сказали ему, – упрекнула Каффера. – Хотя обещали мне не говорить.

Тот как раз доставал пузырёк из саквояжа.

– Он всё равно бы сразу понял, что вы не Мари, – невозмутимо откликнулся целитель, капая средство в стакан с водой.

– Но вы могли бы хотя бы не сообщать ему о возникшей проблеме, а обсудить её сперва со мной! – возмутилась она.

Мужчина поднёс стакан к её губам, помог привстать и выпить лекарство.

– Я должен был это сделать, леди Мария, – сказал он, когда она выпила всё до последней капли. – За то время, что я успел вас узнать, понял, что вы намеренно не станете искать якорь, а предпочтёте глотать зелье. День за днём. Когда же оно кончится, примете последний из предложенных сценариев: просто ляжете и умрёте. Но, боюсь, тогда для многих людей будет уже слишком поздно, чтобы что-то изменить: для вас, вашего отца и для… – он запнулся, помрачнел и поправил на ней одеяло: – Спите, леди Мария. Завтра вам станет намного лучше.

Маша хотела спросить, кого ещё лекарь имел в виду, но язык во рту еле ворочался, а веки непроизвольно закрылись.

2. Глава 2

Наступивший день порадовал Машу необычайной бодростью в теле: она уже успела забыть, каково это быть молодой и здоровой!

Зеркальное отражение явило ей привычную голубоглазую блондинку, коей при жизни являлась Мари. Хотя тёмные маги из пары близнецов обычно красовались карим цветом глаз и тёмной шевелюрой.

– Молодость всегда пригожа, – фыркнула отражению Маша, стараясь умерить радость от осознания, что она вполне себе миленькая. – Жаль, что всё проходит быстро.

На её голос в комнату заглянула горничная и всплеснула руками, заохав:

– Госпожа, зачем же вы встали?! Только вчера были белее снега, что покрывает ужасный Север, а теперь гарцуете по комнате, ощутив себя бодрой козочкой…

Берга, её верная служанка, была непривычно преклонных лет и больше подходила бы Мари в качестве кормилицы, нежели помощницы. Скорее всего, так оно и было: слишком уж Берга опекала госпожу и, подобно графу, закрывала глаза на «проказы», списывая на молодость и живость характера.

Маша фыркнула: от этих «невинных шалостей» у Берги имелся на руке шрам, но женщина всё равно души не чаяла в Мари, оправдывая любой её поступок.

«Любовь слепа» – это как раз про Бергу.

Впрочем, следовало признать, что и Мари испытывала к ней, по меньшей мере, симпатию. Потому что после случая с рукой она исключила женщину из списка своих жертв, оставив себе привилегию лишь изредка покрикивать на неё. Но даже в минуты гнева не позволяла себе переходить с Бергой на личности, унизить или обозвать её. Чего не стеснялась делать с другими слугами. Берга видела в этом признаки ответной сильной привязанности и только втрое сильнее опекала и обеляла её имя, готовая разъярённой кошкой вцепиться в глаза любому, кто посмеет высказаться как-нибудь нелицеприятно о Мари.

«Аристократы связаны многими условностями, и моей бедной девочке приходится быть жестокой. Что может сделать нежный ягнёночек, оказавшийся среди волков? Только стать на них похожей. О, если б знали вы, как она страдает! Бедное, бедное дитя!» – всплыло в памяти Маши подслушивание Мари, ещё ребёнком, разговоров слуг, когда хозяев нет рядом. Берга даже за глаза высказывалась о Мари с трепетной нежностью.