Только жаль, что сам понять этого не может. Не может убраться из моей жизни. Поступить, как делают все мертвецы. Как в конце концов сделал наш сын… Только вот этого я никогда не хотела. Это… несправедливо.

Только мысль о нашем мальчике заставляет чувствовать что-то кроме боли и холодной иронии. Вновь слёзы текут по щекам. Муж не обращает на это внимание. Он начинает меня раздевать. Неужели прикосновения этих пальцев были когда-то приятны телу? Это бред, Оксан, это какой-то сюр…

— Неужели я тебя когда-то любила… — рандомная фраза вырывается из потока сознания. Выпадает изо рта. Я могла сказать что угодно, мыслей у меня сейчас хоть отбавляй. Но Дамир слышит именно эту. И она ему явно не нравится.

— Ты любишь меня, — произносит с нажимом. — Ты всегда будешь любить меня.

Меня разбирает смех. Дамир хватает за плечи, встряхивает, заставляет подняться, чтобы было удобнее лишать меня одежды. Я оказываюсь напротив зеркала. И смеюсь, наблюдая за мужем в отражении зеркальной глади.

— Ты себя в этом попробуй убедить. По-прежнему себя любишь? Уважаешь? Сложно, наверное, любить такую тварь… Расскажи. Потому что я не знаю.

Он мотает головой. Платье с колготками, трусами и бюстгальтером летит в бельевую корзину. Колготки своими резкими движениями к чертям порвал, нужно было сразу выбросить в мусор. Усмехаюсь собственным мыслям. Как будто кому-то из нас действительно есть дело до этого. Мы в браке шесть лет. Этой фразой можно было бы и закончить комментировать происходящее. Сотни раз видели друг друга в разных обличиях и не всегда в контексте секса. Меня ничего не смущает, кроме мысли о том, что муж спятил на почве происходящего.

Я цепляюсь взглядом за скульптуру на полке. Тоже сувенир из путешествия, фарфоровый Посейдон. Я думаю, что смогу схватить его, если что-то пойдёт не так. И тогда буду целиться в висок. Но Дамир не выглядит возбуждённым, охваченным какой-то тёмной идеей.

Он стягивает резинку с моих волос, распускает их, разбирает пряди.

Со вздохом заглядывает в мои глаза и отстраняется, одной рукой держа меня за плечо, чтобы настроить в душе тёплую воду.

— Ты хотела мыться, — поясняет, наконец. — Давай.

— Я справилась бы без тебя, веришь?

Дамир ничего не отвечает. Несколько месяцев я была одна, а теперь он даже не даёт мне помыть жопу в одиночестве. Не знаю, как ещё это комментировать.

Поднимаю крышку унитаза, сажусь и без обиняков писаю, не сводя с него взгляда. Ничего особенного. Просто как-то абсурдно.

Захожу в душ, пытаюсь закрыть дверцу, муж не даёт это сделать. Хочет затопить соседей снизу? Что ж, пусть… Выдохнув, поборов момент потемнения в глазах и головокружение, подставляю голову под крупные струи воды. Намыливаю волосы, массирующими движениями втирая в кожу шампунь.

Дамир кидает полотенце на пол, чтобы оно впитывало в себя брызги. А сам стоит напротив, не сводя с меня взгляда. Я не вижу его, но всё чувствую.

И сначала мне по барабану. Я на автомате наношу все маски, делаю все привычные процедуры. Они даже помогают отвлечься от головной боли. Или таблетки начали, наконец, действовать, но в общем, мне лучше…

Но взгляд его опаляет жаром бок. Не даёт забыть о том, что он там стоит. Не даёт расслабиться. Я начинаю прокручивать в голове сцену в квартире своей сестры. Начинаю злиться снова. Снова в горле застревает ком. Снова слёзы.

И сама не замечаю, в какой момент уже не могу стоять на ногах, в какой сползаю по стенке душа вниз.

Дамир, словно коршун, только этого и ждал. Он тут же оказывается рядом. Ничего не говорит, ничего не спрашивает. Выдирает мочалку из моих подрагивающих пальцев, выдавливает на неё гель и начинает водить по телу. Пока меня трясёт от эмоций, которые он сам же снова и снова заставляет проживать своим присутствием.