— Прекрати!

Дверь открывается, но ровно на ширину наброшенной цепочки. Я тяжело дышу, глядя в глаза соседке. У нее темно за спиной, ничего не видно, только глаза сверкают злостью.

— Ничего я не видела и ничего не скажу. И не вздумай орать, а то полицию вызову.

— Тетя Таня, — перебиваю я, но она отрезает:

— Уходи, Ева. Я жить хочу.

И дверь с грохотом закрывается снова.

Егор

— Ничего не хочешь сказать?

А вот не хочу. Вообще ничего не хочу объяснять, я, блин, сам себе этого сделать не могу. Но Вика ждёт меня, я вижу, что она даже не переоделась в домашнюю одежду. Тянет сигаретным дымом, приоткрытое окно и вытяжка не справляются запахом.

Курила, значит. Я выучил уже, что курит она, когда нервничает сильно, втихаря обычно — я же бросаю, мне не нравится запах курева.

Особенно у себя дома.

Бросаю раздражённо ключи от тачки на полку, скидываю обувь. Устал. Акклиматизация даёт о себе знать, на второй день меня всегда плющит, а эти сутки и вовсе оказались бесконечно долгими.

— Егор, — мое молчание ее раздражает, и я понимаю, что оттягиваю неизбежное. — Это твой ребенок?

— Возможно. Я не знаю ещё точно.

Мы встречаемся глазами с Викой. Ее заплаканные, только она это тщательно пытается скрыть. Так же, как с тем, что курилаа. Не выходит только, не то, не то.

— И когда ты мне собирался о ней рассказать?

Предвестник истерики — голос срывается на высокие, почти визгливые нотки. Неприятно. Бесит.

— Я и сам узнал об этом сегодня.

— Очень интересно.

Вика не верит. Ну и черт с ним, убеждать ее в том, что я не лгу, нет абсолютно никакого желания. Лечь хочется. Иду в ванную, Вика следом за мной.

— Я думала, у нас с тобой серьезно все. Отношения, — обвинительная речь летит мне в спину. Я смотрю на Вику через зеркало, ловлю ее взгляд и отвечаю достаточно жёстко:

— И что тебя не устраивает? От меня ты чего хочешь? Есть обстоятельства. Возможно этот ребенок мой. И тогда тебе придется с этим смириться. Либо не принять, но тогда нам не о чем говорить.

— Ты хочешь к ней уйти? — она шепчет, в глазах слезы и паника, и я морально готовлюсь к тому, что сейчас случится ещё одна бабская истерика.

Ну я не вывезу за один день две, ну хорош, Вселенная. И так, как в анекдоте, две полоски — это жопа.

— Ни к кому я не хочу уходить, — отрезаю, — я в душ.

Срываю одежду, бросаю ее поверх корзины для белья и залезаю в душевую кабину. Хочу смыть тяжесть своих мыслей, только ни один шампунь не в состоянии избавить от того, что внутри башки творится.

Ева…

Ну почему с ней все выходит через задницу? Ей-богу, она одна из самых необычных женщин, что попадались на моем пути. С ангельской внешностью, но при этом я забыть не могу ее поступок. Почему же тогда помочь согласился, Баринов?

Слал бы ее лесом до выяснения отцовства. Пока не доказано, никакого отношения к ней ты не имеешь в проблемах чужих колупаться нет ни одной причины.

Но я не могу. Просто не могу, блин, и все. Потому что снова ведусь на эти глаза, большие, серые, чистые. И неудобно бросать девчонку одну, беременную, с проблемами наедине.

Если это действительно мой ребенок, мой сын…

Додумать я не успеваю. За спиной раскрываются дверки душа, я чувствую, что Вика залезает ко мне, и уже через секунду ее холодные ладони скользят по моей спине.

— Давай я тебе спинку помою, — мурлычит на ухо, от былых обид и следа не осталось.

Кажется, Вика решила, что лучший способ примириться это секс. Я ничего против не имею, мне нужно срочно выбросить из головы образ беременной юной девушки.

Поворачиваюсь лицом к Вике, ладонями убираю воду со своих глаз. А Вика уже опускается передо мной на колени, смотрит снизу вверх преданно и раскованно, и ее обнаженное тело действует на меня, как на всякого здорового мужчину.