Оберегает меня от самобичевания?

После этого разговора я и сам буду чувствовать себя последней сволочью, знаю это, но стою и смотрю в глаза той, которая сегодня утопала в моих объятиях.

Мы с Ирой не подростки, чтобы лелеять внутри обиды друг на друга. Если у неё ещё остались хоть какие-то чувства ко мне, мы можем попытаться склеить то, что разбили собственным эгоизмом. В наших сердцах зарождалась любовь, но из-за страсти, ослепившей разум, я многое упустил.

— Ты хочешь знать, как бы я поступила, зная, что меня ждёт?

Я лишь молча киваю, не в силах выдавить из себя и слово.

— Я сделала бы всё так же, Антипов.

Ира поднимается на ноги и с вызовом смотрит мне в глаза: если бы Царёв снова начал угрожать, что отнимет у тебя жизнь, я, не раздумывая, попыталась бы защитить тебя.

Мне становится больно.

Сердце сжимается в груди.

Сам не знаю, какие именно чувства в это мгновение одерживают верх, потому что на душе чересчур паршиво. Она готова изменить мне снова или оказаться изнасилованной, чтобы спасти мне жизнь. Голова идёт кругом, а Ира делает решительный шаг в мою сторону, несколько секунд смотрит мне в глаза, после чего падает рядом на колени.

— Вот я, перед тобой! Я виновата… Долгое время я убеждала себя, что это не так, но я виновата, Антипов. И я прошу у тебя прощения хотя бы ради нашего сына. Ему нужна мать… И отец тоже нужен.

По щекам Иры катятся слёзы, а я быстро прихожу в себя от оцепенения, подскакиваю к ней и поднимаю на ноги.

— С ума сошла? Я не просил тебя вставать на колени! Зачем ты делаешь это? Зачем унижаешься?

— Просил… Когда думал, что я изменила тебе. Ты сам говорил, что буду на коленях в твоих ногах ползать, так вот она я. Я прошу простить меня за кражу информации, за то, что ничего не рассказала тебе о кознях врага. Знаю, что простить такое невозможно, но всё равно молю тебя об этом.

— Глупая! Какая же ты глупая.

Меня всего трясёт от избытка чувств. Я прижимаю Иру к себе, а она обмякает в моих объятиях и начинает рыдать ещё сильнее.

— Пойми ты, наконец, что ты человек! Личность! Ты не собачонка, которая должна вымаливать у кого-то прощения, ползая на коленях. Важнее то, что каждый из нас смог сделать определённые выводы из этой ситуации. Если мы оба переступим через гордость, то многое можно сделать иначе, но в первую очередь я должен закончить одно важное дело.

Ира отстраняется и смотрит на меня своими красными, опухшими от слёз, глазами. Мне хочется стереть слёзы с её щёк, пообещать, что всё будет хорошо, и мы со всем справимся, но язык не поворачивается сказать хоть слово. Не могу ничего выдавить из себя, потому что понимаю, что и мне самому нужно время, чтобы осмыслить всё, чтобы подготовить себя к прощению и отпустить прошлое. Я хочу начать всё с чистого листа без каких-либо обид.

— Не делай того, о чём пожалеешь. Прошло время, Женя. Царёв не поймёт ничего. Тем более, если ты говоришь, что он стал инвалидом… Судьба сама наказала его.

Ира понимает, о каком незаконченном деле я говорю, но одно она не поняла — я не позволю безнаказанно обижать мою женщину. Пусть даже имею дело с инвалидом.

Мотаю головой, не позволяя ей сказать что-то ещё, и прижимаю палец к губам женщины. Ира вздрагивает от этого прикосновения, а мне хочется впиться в её губы, но я не делаю этого. Нельзя. Рано. Мы не должны снова позволить страсти захватить нас в свой плен.

— Оставайся с ребёнком и ничего не бойся.

Она не успевает сказать и слово, а я спешным шагом иду на встречу со своим врагом, с тем, кто позарился на чужое и причинил боль женщине, которую я люблю.