– Если этот человек – шантажист, Эл, я не хочу, чтобы ты имела к этому делу отношение. Шантажисты чрезвычайно опасны.

Ее брови поползли вверх.

– А ты уже имел с ними дела?..

Харт еще больше помрачнел.

– Попытки шантажировать семейство Маккензи – это занятие приобрело в последнее время особую популярность.

– Хм… возможно. Полагаю, есть люди, считающие, что ты заплатишь – лишь бы ваши секреты не просочились в газеты или в чужие уши. А у вас ведь множество секретов… – И Элинор знала их все до единого, знала то, чего не знал ни один человек на свете, – кроме самих братьев Маккензи, разумеется.

– Но у всех шантажистов есть одна общая черта, – продолжал Харт. – Они ничего от меня не добиваются.

– Вот и хорошо! В таком случае мы постараемся сделать так, чтобы и этот ничего не добился.

– Не «мы», а я, – поправил герцог.

– Но будь же благоразумным, Харт! Кто-то шлет мне фотографии. Не тебе, не твоим врагам, не твоим братьям – а именно мне. Думаю, это что-то да значит. К тому же зачем их вообще посылать без угроз, без шантажа и без требования денег?

– Чтобы показать, что они у них есть, а затем потребовать выкуп за остальные.

Элинор пожала плечами:

– Что ж, может, и так.

Но Харту сейчас было наплевать на эти проклятые снимки. Невольно вздохнув, он пробормотал:

– Какая ты жестокая, Эл…

Она взглянула на него с удивлением:

– Жестокая?.. Но что навело тебя на эту мысль?

– Ты не разговаривала со мной много лет. И вдруг примчалась в Лондон, объявив, что приехала, чтобы спасти меня. Ты что, проснулась однажды утром на прошлой неделе и решила, что простила меня?

– Нет, конечно же. Я начала прощать тебя уже много лет назад. После смерти Сары. Мне было очень жалко тебя, Харт.

Он похолодел, несмотря на выпитый виски.

– Но это случилось почти восемь лет назад…

Она кивнула:

– Да, знаю.

– Но я что-то не замечал, что ты меня простила, – пробурчал Харт. – Не было ни писем, ни визитов, ни телеграмм, ни признаний моим братьям или хотя бы Изабелле.

– Я ведь сказала, что «начала» прощать тебя. А чтобы весь мой гнев прошел, понадобилось гораздо больше времени. К тому же ты тогда уже стал герцогом Килморганом, удобно устроившимся за щитом герцогского титула. Кроме того, ты вернулся к миссис Палмер. Может, я и живу в глуши, но поверь, Харт, я хорошо информирована обо всех твоих поступках. И еще одна причина моего молчания… Видишь ли, я не знала, нужно ли тебе мое прощение.

– Почему же не знала?

Элинор тихонько вздохнула. Немного помолчав, вновь заговорила:

– Ты ведь ухаживал за мной, чтобы заполучить в сторонники друзей моего отца. Тебе нужны были его связи, а вовсе не я. По этой же причине ты женился на Саре, а следующую жену, думаю, выберешь по такому же принципу. Так что какая разница, простила я тебя или нет?

Харт встал с кресла, и Элинор попятилась. Конечно, она не боялась его, но ведь он был пьян…

– Ухаживая за тобой, я ни разу не сказал ни слова неправды, – заявил Харт. – Ты мне нравилась, вот и все. Я хотел тебя, Элинор…

– А я получала удовольствие, когда ты соблазнял меня, – ответила она. – Отчасти поэтому я и простила тебя. Простила еще и потому, что мы оба были очень молодые, очень высокомерные и немного глупые. Но жизнь продолжается, не так ли? Конечно, я ужасно злилась на миссис Палмер, но я ведь знаю, что ты любил ее. А терять человека, который тебе дорог, очень больно, поэтому я тебе даже сочувствую, Харт.

– Миссис Палмер умерла два года назад, а мы с тобой никак не доберемся до настоящего, – проворчал герцог.

– Вот я и пытаюсь тебе объяснить… Конечно, я не думала, что ты обрадуешься моему появлению, поэтому и не собиралась приезжать. Но фотография явилась Божьим промыслом, потому что дала мне повод сюда приехать. Я не лгала тебе, когда сказала, что у нас туго с деньгами. Я подумала, что могла бы попросить тебя взять меня на работу. Ту сотню фунтов, что ты дал мне в прошлом году, как ты сам понимаешь, нельзя было растянуть на долгие годы. А дом потребовал ремонта. И вообще, голодать – это не так уж приятно, уверяю тебя. Знаешь, твоя кухарка очень искусна. Я в эти дни отъедаюсь, и…