Архелон помолчал.
– А потом мы заставили драться между собой годовалых кабанов, которых тоже привели с собой, чтобы понять, чья агела победит. И наш кабан выиграл. Ведь это ты его заранее поймал, Гисандр, по приказу надзирателей. Ты среди нас вообще лучший охотник на кабанов.
«Был охотник, да весь вышел, – грустно усмехнулся Тарас, вспомнив закопанного среди камней Гисандра, – нашелся, видать, кабан поумнее охотника».
– Ну а на следующий день мы пришли в Спарту на остров, где растет множество платанов, и там дрались.
– Остров? – переспросил Тарас.
– Да, – кивнул Архелон. – Ты что, на самом деле забыл? Это место специально приспособлено для схватки эфебов. Кругом обведено широким рвом, наполненным водой, будто море вокруг. На острове растут платаны, очень близко друг к другу. А войти туда можно только по двум мостам, на каждом из которых стоят статуи. На том, что слева, – статуя Геракла, на другом – Ликурга, ведь это он нам завещал устраивать такие состязания.
– Ну и кто победил? – подбодрил рассказчика Тарас, которого уже клонило в сон после сегодняшних плясок.
– Да мы победили. На следующий день, незадолго до полудня, мы пришли туда, войдя по разным мостам, и схватились с агелами из лагеря, который стоит у самых Амикл.
– Да, дрались хорошо, – присоединился к воспоминаниям Эгор. – Оружия нам, правда, не дали. Но мы сражались кулаками и ногами, делали палки из сучьев, кусались, как собаки. Многих изувечили, а ты даже выбил глаз своему противнику.
«Просто бои без правил, – решил впечатленный Тарас, – если они в пятнадцать лет такое вытворяли друг с другом, то неудивительно, что жизнь каких-то илотов для них пустяк».
– Основных мы быстро поломали, а оставшихся слабаков всей толпой столкнули в воду. Трое из них даже утонули. В общем, весело было.
– Это точно, – подтвердил Тарас, – я все вспомнил. Давай теперь спать.
– Эфоры остались довольны, – закончил Архелон за своего друга, – а тебя даже похвалил царь Леонид.
– Меня? – встрепенулся Тарас, опять обнаружив провал в памяти.
– Ну да, он сказал, что этот эфеб еще покажет себя на войне.
– И он не ошибся, – гордо заявил Тарас, решив, что скоро ему обязательно улыбнется удача, раз уж сам царь его похвалил. «Правда, давно это было, пят лет назад, – подумал Тарас, засыпая. – Может, и забыл уже».
Выход агел в Спарту для празднования Гимнопедий был назначен на следующий день, и Тарас решил, что их разбудят ни свет ни заря. Однако на следующее утро неожиданно им дали хорошенько выспаться. А потом еще и накормили лучше обычного.
– Как я люблю праздники, – бормотал Тарас, засовывая в рот горсть оливок и кусок сыра одновременно и даже напевая себе под нос какой-то недавно разученный гимн в честь Аполлона.
– Если ты так будешь есть на сесситиях, то тебя оттуда сразу выгонят, – ехидно заметил Деметрий, сидевший рядом с ним за столом и размеренно жевавший корку черствого хлеба, – да и твой изнеженный желудок не выдержит черной похлебки.
Тарас хотел было послать его подальше, однако сдержался. Деметрий был прав. Как слышал Тарас, после того как они получат право участвовать в этих совместных трапезах, – а есть спартанцам отдельно от коллектива запрещалось в течение всей жизни, – главным кушаньем у них станет черная похлебка[39], а вся остальная еда немногим будет отличаться от того, чем их кормят сейчас. Похлебки этой им еще не давали, ее надо было заслужить. В общем, и в будущем есть предстояло очень мало, а тем более говорить за столом. Но самое большое раздражение у Тараса вызывал тот факт, что разделение по илам