После одной из пробежек по тропинке вдоль берега Эврота к нему приблизился надзиратель и сообщил:

– Ты молодец, Гисандр. Хорошо бегаешь. И диск бросаешь неплохо. Значит, будешь выступать на празднике в этих дисциплинах.

– Я еще и побороть могу кого угодно, – вставил слово Гисандр в надежде, что, отправив на соревнования, его освободят от необходимости петь и плясать голым.

Надзиратель немного подумал, ощупал мышцы на его руках и плечах, кивнул.

– Ладно, будешь бороться. Борьба как раз в заключительной части, перед общим выступлением на Хоросе[37]. Успеешь.

А разочарованный Тарас едва не выругался по-русски на весь лагерь. Судьба-злодейка в очередной раз посмеялась над ним. «Может, руку сломать? – подумал он в отчаянии, но потом смирился – ладно, споем, если без этого не стать гражданином. Хоть в пентатлы[38] не записался, и то хорошо».

Вечером, перед тем как улечься в изнеможении на свое тростниковое ложе, Тарас услышал, как Архелон рядом разговаривает с Эгором, и случайно узнал, что избежал еще одного жестокого обряда, попав сюда уже почти двадцатилетним. Оказывается, здесь не только регулярно пороли, но и заставляли драться стенка на стенку до увечий. В присутствии эфоров и царей, что считалось особенно почетным.

– Состязания на Гимнопедиях – это ерунда, да и порку у алтаря выдержать можно, если сильный, а вот в платановой аллее была битва, – вспоминал Архелон.

– Это ты о чем? – не понял Тарас, вступая в разговор. – Какая еще платановая аллея?

– Ты что, Гисандр, – удивленно посмотрел на него Эгор, – забыл что ли, как тебе едва не сломали там ногу палкой?

– А ты сам выбил глаз младшему брату Кинаса? – добавил Архелон.

– Я? Давно это было, – отмахнулся Тарас, ничего подобного, понятно, не припоминавший.

– Ну да. Пять лет прошло. Но такое не забывается, – заявил Архелон, – я до сих пор вспоминаю, как ловил и убивал ту черную собаку.

– Расскажи, – попросил Тарас, заинтригованный сообщением о собаке, – я тоже хочу вспомнить.

И Архелон без большого желания, но рассказал историю, приключившуюся с ними, когда им было по пятнадцать лет. Оказалось, в тот год они были впервые выпороты у алтаря Артемиды. Сдали первый серьезный экзамен, став настоящими волчатами. Но поркой дело не ограничилось.

– В тот день Элой собрал нас вечером и сообщил, что скоро нам впервые предстоит показать свою доблесть перед царями и эфорами, и теперь же ночью перед сражением мы должны принести жертву. После захода солнца мы собрались и пошли в Фойбею. Все агелы пошли вместе, так как драться надо было всем скопом против другого лагеря.

– Где это? – опять уточнил Тарас, поймав на себе недоуменный взгляд своих друзей и подумав: «Хорошо еще, что это Архелон с Эгором, а не Деметрий и его прихлебатели. Эти хоть трепаться не будут о моих провалах в памяти. Привыкли».

– Это местечко за городом, не очень далеко от Ферапны, – пояснил Архелон.

– А, тогда понятно, – хмыкнул Тарас.

– По дороге мы должны были поймать каждый по собаке, чтобы принести ее в жертву богу войны. А лучшей жертвой была черная собака. Мы половину ночи носились по окрестностям Спарты, вылавливая безродных щенков, – взахлеб стал рассказывать Архелон, вошедший в роль рассказчика, даже голос возвысил, – а потом тащили их еще живыми до жертвенника.

– Ты потише, – предупредил его Тарас, – а то педоному настучат. Приказ спать уже был.

А про себя подумал: «Живодеры». Он хоть и не был собачником, а все равно не любил убивать собак, а тем более мучить их.

– Так вот, – продолжал Архелон, понизив голос и усаживаясь на тростниковое ложе, – прибыли мы в Фойбею уже перед рассветом, едва успели принести жертву. И боги приняли ее: ведь всем ясно, что для самого грозного из богов лучшей жертвой будет самое мужественное из домашних животных.