– Врунишки!

– Это кого ты так? – удивилась бабушка Поля.

– Их! – Катин пальчик показывал на цветы, которые знай себе тихо сияли и незаметно посмеивались над Катей.

Катя ступает по низкому берегу, возле самой воды. Вода по-летнему теплая. Пахнет мокрой травой и ветвями нагнувшихся к самой реке тенистых ракит, листья которых купаются в ней, словно дети.

И тут Катя видит старую лодку, наполовину затопленную водой.

«Хорошо бы сейчас поплавать!» – мечтает она.

Около лодки что-то плеснуло, и Катя услышала человеческие слова:

– Пожалуйста, если хочешь!

– Это кто?

И снова плеснуло. Однако не около лодки, а чуть подальше. И опять тот же голос, поднявшийся из реки:

– Я! Белый лещ! Самый лучший пловец!

– Я не верю тебе! – спорит Катя. – Тебя нет. Ты мне кажешься.

И тут серебристым зигзагом пробежал по реке остро вырезанный плавник. Приблизился к самому берегу, и Катя увидела рыбью голову с широко раскрытым ртом.

– Вот он я! Ну, давай! Залезай на меня, как на маленькую лошадку!

И Катя послушалась. Поспешила к речной лошадке. И уже ступила ногами в реку, да услышала треск ивняка, сквозь который спешил ее дедушка, размахивая руками:

– Катя! Катя! Не смей! Здесь пугает! И тот, кто зовет тебя, это не рыба, а сам Водяной!

Катя не знает, кому и верить. Глядит на раскрытый рыбий рот. А того уже и след простыл. Вместо рта – омываемая водой скромно блещущая ракушка.

– Дедушка! Со мной сейчас разговаривал белый Лещ. Он хотел покатать меня по реке.

Дедушка бережно положил на Катюшину головку свою руку.

– Так и есть! – посетовал он вслух. – У тебя головка не кружится?

– Кружится.

– Перегрело ее. Вон какое сегодня солнце! Отсюда и лещ с человеческим голосом, то есть попросту Водяной, которого нет, но который пугает, когда твою голову солнышко перегреет. Сможешь сама ножками идти?

– Нет! Я могу только плыть! – захныкала Катя.

– Плыть так плыть! – улыбнулся дедушка, и Катя в одно мгновение оказалась плывущей у дедушки на груди.

Поплыли. По низкому берегу. По болотцу. По тропинке сквозь бор. По лужайке. По полю. По деревне. Перестали плыть, когда дедушка внес ее в дом. Уложил на кровать. И она заснула самым глубоким, самым здоровым, самым спасительным сном.

Катя сидит на парадной лестнице пятистенка, наблюдая, как в щель приоткрытых дверей забегает солнечный Заяц. Он какой-то все время разный – то приплясывает на лапках, то, качая ушами, движется по стене. Кате очень занятно. И она спрашивает его:

– Почему ты мне нравишься, Заяц?

Вместо Зайца Кате ответил освещенный угол стены:

– Потому что я маленький, как и ты!

– А еще почему?

– Потому, что я, как и солнышко, скоро исчезну, а ты бы хотела, чтоб мы гостили у тебя всегда!

Рассмеялась Катя:

– Да, это так! Я люблю, когда гости!

– Поздно, Катя, – сказала Стена и померкла, да так, что стало вокруг тускло, сумеречно и скучно.

Поспешила девочка на крыльцо. Ах, какой замечательный вечер! Солнце уже укладывалось в постель, которую ей расстелил услужливый Ельник. Лишь несколько низких его лучей проскочило через макушки и, застряв на дворовой березе, заскакали в ее листве, да так весело и игриво, как это умеют лишь Катины Зайцы.

Девочка даже ладошкой взмахнула:

– Пока, шалунишки!

– До завтра! – послышалось Кате в ответ, но не от дерева, а от Солнца, которое, словно на цыпочках, приподнялось из елок, и Катя увидела, как оттуда метнулся к ней огненный Заяц. Сделал прыжок и завис, а потом, словно растаяв, исчез с Катиных глаз.