– Можно подумать у вас есть будущее, – Мир провожает взглядом движение моего языка. Сглатывает. Придвигается ещё ближе. – Я предлагаю уникальный шанс убраться с наших глаз подобру-поздорову. Не стравливай нас, деточка.

Я вдруг со всей ясностью понимаю, что это игра. Никуда он меня не отпустит, просто выводит на эмоции. Снова. И снова. Глупо вестись на провокации, но я ведусь, потому что не научилась сопротивляться его гипнотизму, а ещё потому что Мир смотрит так безрассудно, будто внутри меня скрыта власть куда большая... Боже, о чём я вообще думаю? Да этот сумасшедший задался целью испортить мне жизнь! Он ненавидит мою мать с момента знакомства. Это факт. Рассорить нас с Димой, скорее всего, не цель, а средство. Если я останусь без защитника, он ударит, не по мне, так через меня – по ней. Что-то же его останавливает, вынуждает сдерживать злобу, и вряд ли это нечто – совесть.

– Иди к чёрту! – дёргаюсь в попытке вскочить из-за стола. Безуспешно. Мир крепко удерживает моё колено. Кожа под жёсткими пальцами горит, как от ожога. На мне нет колготок, отчего прикосновение приобретает нервирующую интимность.

– Опять ссоритесь? – целует меня в плечо вовремя вернувшийся Дима, который, судя по всему, испытывает нездоровое облегчение, каждый раз когда мы с Миром цепляемся, чем вызывает желание съёжиться от чувства вины. Это я дала повод для ревности. Я причина повисшей неловкости.

– Хочешь поговорить об этом? – беспечно отзывается Мир, незаметно убирая руку с моей ноги и, пользуясь отвлечённостью друга, демонстративно облизывает каждый свой палец. Безбожник. Не знаю, как он это делает, но фантомный жар его ладони немедленно устремляется вверх – под юбку клубного платья, заставляя сжимать теснее бёдра.

– Тема закрыта, – Дима говорит, не отрывая от меня обожающего взгляда. Снова целует, теперь уже в висок. – Больше ни слова, Мир. Никогда.

Я не знаю, куда спрятать глаза. Разглядываю пайетки на пудровом подоле, вздыхая о тех днях, когда волнующая наглость чужих рук не мешала мне раствориться в его ласке. Наши с Димой отношения могли похвастаться такой возвышенностью и чистотой, какой, наверное, в современном мире не осталось. Там не было похоти, но было доверие, а что теперь? Я всё замарала.

– Окей, ни слова, – хлопает в ладони Мир и тут же испытывающе щурится. – А как насчёт пантомимы?

– Забудь.

На том и договорились.

– Артём зовёт на гонки. Поедете болеть за меня?

Реплика друга зажигает хмельные глаза Исаева неподдельным восторгом. В этот момент в голове словно щёлкает, запускаясь, бомба замедленного действия, я чувствую смятение каждой пробежавшей по спине мурашкой.

– А что, участников достойнее не предвидится?

– Не ворчи, Машуль, – смеётся Дима, сгребая меня в тёплые объятия и подкупая таким необходимым мне чувством безопасности. – Увидишь, там классно.

Я закатываю глаза. Мне по-прежнему не нравится, что Мир, напористый и непредсказуемый словно шторм, вклинившись в наши отношения, так беззастенчиво навязывает свои правила. Мне ближе Дима – его противоположность, тихая гавань, где можно укрыться от пугающих волн. Я точно знаю, что если упрусь, Исаев не станет настаивать. Выбор предельно прост: злоупотребить его мягкостью и унизить отказом перед самодовольным Мироном, или пойти навстречу, перетерпеть, попытаться вдвоём укрепить пошатнувшийся мир.

Соглашаюсь.

Если бы я знала, что Диму после следующего стакана Лонг-Айленда потянет на приключения, не задумываясь ушла бы пораньше домой. Если бы догадывалась, насколько бесшабашен Арбатов, то никогда бы не поддалась Диминым уговорам. Но задним числом ничего не попишешь.