– До Парижа нам далеко, конечно, но для начала и так неплохо. Главное – уютно, тепло… – пробормотал я, чувствуя, как волна смущения поднимается всё выше.

– Свечи-то почти догорели, а мы ещё даже не выпили! Сейчас налью тебе портвейна для вдохновения, – улыбнулась Лера и щедро наполнила мой стакан.

– Спасибо. Знаешь, сегодня ты особенно прекрасна… словно… цветок какой-то, название которого я забыл… – нелепо улыбаясь, пробормотал я, мучительно пытаясь вспомнить хоть один цветок.

– Наверное, кактус, – ехидно перебила она, смеясь. – Ничего, Леня, твои комплименты и так сгодятся, главное, чтобы от души.

Чтобы скрыть замешательство, сделал большой глоток вина, и язык развязался мгновенно. Понесло в воспоминания, неподходящие и странные:

– Ты смеёшься, Лера, а вот был случай в детстве: на утреннике вместо стишка запел песню про Чебурашку, представляешь? На празднике Великой Октябрьской революции! Мамину карьеру это едва не загубило, директор садика вызвал её для объяснений, словно она лично микрофон мне вручила. С тех пор выступлений избегаю – детская травма, знаешь ли!

Лера внимательно слушала и уже с трудом понимала, где правда, а где откровенный бред. Но ей явно нравилось.

– Леня, богатая у тебя биография! Выпей-ка ещё, дальше будет интереснее, – подзадорила она, снова наполняя стакан.

Алкоголь подействовал быстро, и я уже не контролировал ситуацию. Воспоминания и фантазии смешались в абсурдном потоке:

– Вот ещё забавный случай. Хотел стать музыкантом, баян дали только как реквизит, да и то однажды поскользнулся, упал прямо во время выступления, шум такой поднял, что зрители решили – война, и рванули в укрытие…

Лера задыхалась от смеха, наблюдая мои размахивания руками, изображавшие драму на сцене. Её глаза блестели от слёз и удовольствия.

– Леня, ты превзошёл все мои ожидания! За это надо снова выпить, – сказала она, многозначительно глядя мне в глаза и доливая вина. – До дна, мой герой!

Послушно осушив бокал, я понял, что вино необычное: приторно-сладкое и обжигающе крепкое. Сознание стало угасать, и вскоре поймал себя на том, что жалуюсь салатнице на свою судьбу романтического героя.

Голова стала совсем тяжёлой, и я неумолимо рухнул лицом прямо в салат. Вязкая масса капусты и майонеза приняла меня покорно и молча.

– Вот и время проявить себя по-настоящему, – театрально произнесла Лера, аккуратно поднимая мою голову и вытирая салат с лица. – Рыцарь мой доблестный, ты уже сделал всё, что мог.

Я почти ничего не чувствовал, когда она осторожно подхватила меня под руки и, пошатываясь под моей тяжестью, повела в спальню. Последнее, что я успел уловить сознанием – тихое поскрипывание двери и голос Леры, звучащий с нотками коварной удовлетворённости:

– Ну что ж, Леня, настало время действовать…

Я открыл глаза, и первым делом почувствовал, как пульсирует кровь в висках – тяжёлая, вязкая, словно кто-то залил мне в голову расплавленный свинец. Комната плыла, стены дышали, и только постепенно мир обрёл привычные очертания. Попытался поднять руку, чтобы потереть лоб, но рука не двинулась. Странно. Попробовал другую – тот же результат. Ноги тоже отказывались подчиняться. И тут до меня дошло: я был привязан к кровати, растянут как морская звезда, запястья и лодыжки надёжно зафиксированы чем-то мягким, но прочным.

Панику, которая должна была накатить волной, придавило что-то тёплое и тяжёлое на моих бёдрах. Я сфокусировал взгляд и увидел Леру. Обнажённую Леру. Она сидела на мне верхом, её рыжие косы распущены, падали на плечи медными змеями. На губах играла победная ухмылка – такая, какую я видел у кошек, поймавших особенно жирную мышь.