Парни его постепенно привыкали к тренировкам, видели в них пользу. Почти все накачали мышцы, сбросили жирок, да и глаза оживились, заблестели, хотя в самом начале тренировок они напоминали глаза снулой рыбы.

Незаметно пролетели полгода. Неврюй изредка появлялся на окраине становища, смотрел, как Алексей упражняется с телохранителями, хмыкал и уходил. Но в один из дней он решил устроить проверку, причем внезапно. Привел на луг два десятка своих моголов, и не молодых новичков, а опытных воинов. Противоборствующие стороны вооружили деревянными мечами и устроили показательный бой.

Алексей переживал за своих телохранителей, но они не подвели, дрались умело и отчаянно, да и чувство товарищества проявили: справившись со своим противником, свалив его на землю, они помогали это сделать товарищу.

Нойон хмурился: ему не нравилось, что моголы уступают, но одновременно он был доволен – Алексей здорово вымуштровал свою команду. Если раньше телохранители были данью традиции, антуражем, показателем высокой должности хозяина, то теперь это была боевая команда.

Когда начался учебный бой, посмотреть на него сбежались многие, так что к концу потешного сражения зрителей собралось много.

Неврюй подозвал Алексея:

– Вижу – не праздно ты время провел, сделал из своих людей хороших воинов.

– Для твоей безопасности, мой господин! – Алексей поклонился.

Нойон улыбнулся:

– Кто посмеет посягнуть на меня в моем собственном становище? Но не скрою, приятно.

Однако вскоре начались события, показавшие правоту Алексея – булгарские князья подняли восстание против моголов. Исподволь они копили силы в дальних аулах и выступили. Несколько гарнизонов в городах были истреблены.

Сведения о выступлении тут же стали известны хану Батыю, и он бросил на подавление булгар войско Неврюя.

Гонец привез приказ хана вечером. Нойон разослал указания своим сотням, которые были разбросаны по округе. Держать войско в одном месте было невозможно – лошади съели бы всю траву.

Уже к утру сотни в полном вооружении стали подходить к лагерю. Сразу стало многолюдно и шумно.

Неврюй собрал у себя в юрте сотников, определил порядок выдвижения.

Когда сотники разбежались выполнять приказ, Алексей вошел в юрту.

Неврюй выглядел озабоченным: булгары собрали большие силы и нападали исподтишка, пока не решаясь дать бой в чистом поле.

– Досточтимый Неврюй, позволь телохранителям выступить с тобой в поход.

– Ты готов за них отвечать? Не забывай, они не моголы, а рабы. Не переметнутся ли они на сторону врага?

– Готов ручаться.

– Якши. Пусть Кутлуг выделит по одному коню из моего табуна, а седла даст трофейные.

Алексей поклонился и попятился из юрты.

Прибежав в юрту телохранителей, он построил их.

– Мы выступаем в поход против булгар. Идем конно. Сразу предупреждаю – порядки будут как в войске моголов. Струсит и побежит один, а еще того хуже, если переметнется к врагу – казнят весь десяток, а то и всю команду. Помните это!

На этот раз у всех на поясах висели настоящие, а не деревянные сабли.

У Кутлуга взяли лошадей. Причем сначала толстяк попытался подсунуть им лошадей хворых, со сбитыми копытами, но Алексей эту попытку пресек.

Седла выбирали каждый себе сам.

Пока возились, войско Неврюя уже ушло, и пришлось его догонять. А за ними уже выходил из становища обоз – с провизией, лекарями, кузнецом – война без тыла невозможна.

До Булгара, где сейчас была ставка Батыя, было недалеко, и к вечеру войско расположилось у стен города.

Мятежники выступали со стороны Иски-Казани.

Нойон сразу отправился к хану. О чем говорили на совете, Алексей, естественно, не знал. Только утром выделили из каждой сотни дозорных, которые ускакали на разведку.