– Действительно, – согласилась Шелли.

Она вышла из комнаты.

Когда шаги ее затихли, Ребекка не выдержала:

– Господи, что за тупая, эгоистичная, самовлюбленная сучка.

Джек взорвался смехом, откинувшись на спинку кресла времен королевы Анны.

– Ты заговорила, как Невецкий.

Подражая голосу Шелли Паркер, Ребекка произнесла:

– Я и сама не могу не признать, что я – не просто девица среднего пошиба. У меня немало плюсов… Бог мой, Джек! Единственные заметные ее «плюсы» – это по одному на каждой титьке.

Джек чуть не свалился на пол. Ребекка, наблюдая за его конвульсиями, с ухмылкой заметила:

– Я, между прочим, видела, как ты на нее пялился.

– Нет, только не я, – выдавил он между приступами смеха.

– Не придуривайся! Определенно пялился. Но напрасно, она бы с тобой не пошла.

– Ты уверена?

– В тебе ведь есть толика ирландской крови? Твоя бабка не была ирландкой? – И вновь подражая Шелли Паркер, сказала: – О, нет ничего отвратительней этих ирландцев – задолизов папы и пожирателей картошки.

Джек уже икал от хохота.

Ребекка села на софу. Она тоже смеялась.

– В тебе немало и британской крови, насколько я помню, Джек?

Джек, все еще давясь от смеха, с трудом произнес:

– Да, не без этого. И потому я еще и конченый чаехлеб.

– Это тоже ужасно, но не настолько, как если бы ты был шерпом.

Они все еще надрывались от смеха, когда один из полицейских зашел в комнату и, с недоумением глядя на них, спросил:

– Что здесь происходит?

Ни один из них не мог успокоиться, чтобы ответить.

– Следовало бы выказать хоть немного приличия: у нас тут все-таки два трупа, – упрекнул их полисмен.

Как ни странно, его слова вызвали новый приступ смеха.

Патрульный зло зыркнул на них и, покачав головой, ушел.

Джек понимал, что именно присутствие в доме смерти делало глупую болтовню Шелли Паркер такой заразительно смешной. Четыре мертвеца за последние пару дней! Им с Ребеккой нужна была такая разрядка, этот смех был целительным.

Наконец они успокоились и смахнули выступившие на глазах слезы. Ребекка подошла к окну и уставилась на падающий снег. Комнату заполнила та особенная тишина, которая способна удержать блаженные мгновения расслабляющего веселья. Эта тишина творила с Джеком то, что он не мог передать словами своим картежникам-друзьям на прошлой неделе. В такие минуты перед ним возникала совсем другая Ребекка – с редким чувством юмора, умением посмеяться над несуразностями жизни, и Джек особенно остро чувствовал, как необходима ему эта женщина.

Именно такие моменты, пусть крайне редкие, делали их партнерство столь надежным и безусловным для него. Джек надеялся, что таких моментов будет все больше, что Ребекка все чаще будет выпускать на свободу свое сокровенное «я» и однажды, если у него хватит терпения, эта другая Ребекка заменит нынешнюю Снежную королеву.

Пока же, как и обычно, перемена в ней оказалась кратковременной. Она отвернулась от окна и сказала:

– Пойдем-ка лучше поговорим с медицинскими экспертами и посмотрим, что они там нашли.

Джек ответил:

– Хорошо. И попробуем сменить выражение лица, Чандлер. Давай окаменеем и докажем, что у нас тоже есть совесть и уважение к смерти.

В ответ она улыбнулась, и на этот раз это была ее обычная улыбка.

Она первой вышла из комнаты.

Он – следом за ней.

Войдя в холл, Найва Руни закрыла за собой дверь в детскую, чтобы крыса – или что это там было – не смогла шмыгнуть обратно в спальню.

Она поискала эту тварь в комнате Джека Доусона, но, ничего не найдя, закрыла дверь и в нее, и в детскую.

Затем внимательно осмотрела кухню, заглянула даже в шкафы. Никакой крысы. В кухне было две двери: одна вела в холл, другая – в нишу-столовую.