Он смотрит на меня, и, когда встречаюсь с ним взглядом, отворачиваюсь, забирая со стула свою куртку и сумку.

— У тебя рука сломана? — в ужасе спрашивает Миша.

— Нет, — слышу хрипловатый ответ. — Чуть-чуть вывихнул локоть.

Посмотрев через плечо, вижу, что сын задумчиво смотрит на перевязку, остановившись рядом с мужчинами.

Скользнув взглядом по этой несчастной руке, надеваю куртку и достаю из-под воротника волосы.

— По поводу восстанавливающей терапии я все изложил в заключении. Место можете выбрать сами. Частное медучреждение или бюджетное. В общем, удачи и не болейте, — говорит врач, протягивая Чернышову руку.

— Спасибо, — отвечает тот, возвращая пожатие.

Взгляд Руслана падает на Машу, которая рассматривает его с нескрываемым любопытством, на что он отвечает сдержанным кивком.

С позором ловлю себя на том, что за его реакцией я следила каждой клеткой своего мозга, и полное отсутствие таковой также позорно меня радует. Мне уже давно плевать, как он реагирует на женщин, и если это такое эхо, то пусть так, но я не хочу думать о его женщинах даже пять секунд.

— Привет, Руслан Робертович, — с налетом веселья объявляет Маша.

— Мы знакомы? — ровно отвечает Чернышов.

— Да, — подойдя к ним, смотрю в его лицо. — Но мы опаздываем, так что послушаешь эту историю в другой раз.

Спешить нам некуда, но ссылаться на вечную нехватку времени — отличный способ набить себе цену.

Чернышов бросает пристальный взгляд на Машу, в ответ на что та смеется и спрашивает:

— Что, не узнаешь?

— Это Маша, — вторгается в наш разговор сын.

— Ясно, — откашливается Руслан.

— Сдаешься? — интересуется она.

— Без боя, — он дергает губы в сдержанной улыбке, и это делает его похожим на человека, привыкшего держать с людьми дистанцию.

Он всегда таким был. Даже в двадцать один.

— Общежитие. Комната четыреста сорок… ничего не приходит на ум? — подсказывает Маша. — Я мыла полы, а ты мимо проходил…

— Извини, — снова откашливается Руслан. — Не помню такого, но в любом случае рад снова видеть.

Мне хорошо известно, сколько девчонок вилось вокруг него в университете. Не легион, конечно, но я была знакома как минимум с двумя безнадежно в него влюбленными, так что не удивлена.

— Да и ладно, — взмахивает Маша рукой. — Зато я тебя помню. Сочувствую, — кивает на его руку. — Без рабочей правой руки в быту труба.

— Он левша, — произношу, встряхнув свою сумку.

Кожей чувствую, что это замечание было лишним.

Это личное, а я не хочу иметь дело с его «личным».

Подняв глаза, вижу, как пристально он смотрит в мои лицо.

— А, ну, тогда повезло! — резюмирует Машка.

— Охуенно повезло, — еле слышно произносит Руслан, продолжая смотреть на меня.

— Что? — переспрашивает она, не расслышав.

— Ты возьмешь его сегодня? — перебиваю ее, понимая, что лимит проведенного в его обществе времени у меня исчерпан.

Я не могу стоять и вот так с ним болтать. Это же противоестественно. Может быть, эти полгода все же пошли на пользу?

Опустив глаза, он смотрит на Мишаню и легонько чешет его за ухом, спрашивая:

— Закажем чего-нибудь поесть?

— Пиццу! — воодушевляется сын.

— Только обойдитесь без картошки фри, — прошу Чернышова.

— Как скажешь, — отвечает он, посмотрев на меня.

Тихие нотки его голоса пробираются под кожу. На секунду мне кажется, будто из воздуха выкачали кислород, так тесно мне становится в этом коридоре.

— Хочу картошку фри! — канючит Мишаня.

— Хочешь язву желудка? — смотрю на него.

— И гастрит, — обезьянничает.

Улыбаюсь, бросив взгляд на его отца.

Будто хочу разделить с ним тот факт, что этого маленького человека сделали мы.