Сегодня я верну сына домой, все остальные планы легко поддаются корректировке.

— Да? — смотрю в окно, принимая звонок.

На улице и правда метет. Подойдя ближе, всматриваюсь в проспект, который отсюда как на ладони, и не вижу на дороге снегоуборочной техники.

Зачет.

И давно этот снег идет?

— Приветствую, — слышу знакомый чиновничий голос. — Не разбудил?

— Нет. Доброе утро.

— В четвертой поликлинике проверка из министерства. Главный на нервах, может, подъедешь?

— А я тут при чем? — спрашиваю раздраженно. — Что, подъехать некому?

— Барин тебя видеть желает. Очень просит, кланяется.

— Я не могу. Занят.

— Ну, может, после обеда? Очень надо. Отблагодарит.

Втянув поглубже воздух, смотрю на часы.

Половина восьмого.

— Отблагодарит? — спрашиваю сухо.

— Ручаюсь.

— Не раньше четырех, — соглашаюсь.

— Спасибо!

Отключаюсь. Бросаю на столешницу телефон и достаю из холодильника яйца и молоко.

Вчера с Мишей закупились продуктами. Сын лихо выдрессирован на предмет прогулок по продуктовым. Нифига лишнего почти не взяли. Я и сам также выдрессирован за те годы, когда сухари без масла были на завтрак, обед и ужин. Об этом никто, кроме нас с Олей, не знал. Ни друзья, ни ее родители, ни тем более мои. Из Подмосковья заглядывать в мою жизнь им сложно до сих пор, но переезжать они наотрез отказались. Менять хер на палец не хотят.

— Ты умылся? — спрашиваю Мишу.

— Не-а.

— Иди умывайся, и будем собираться.

— Что, уже? — дуется он.

— Мне тебя к десяти нужно к бабушке отвезти, — напоминаю.

С учетом того, что дороги замело, ехать мы будем долго.

Завтракаем, и я скрываю улыбку, глядя на то, как сын держит вилку. Левой рукой. Как и я.

Ботинки у него на липучках, и он обувается самостоятельно, кряхтя в своем пуховике, пока я надеваю куртку и проверяю в кармане брелок от машины.

Через полчаса в цветочном магазине выбираю букет пошикарнее и кладу на заднее сиденье машины. Миша в детском кресле юзает мой личный телефон, терзая какую-то игрушку. Тормоза срабатывают через раз, машину несет на каждом светофоре, поэтому двигаюсь улиткой, что не напрягает. Я давно научился не спешить, даже если опаздываю. Меня в любом случае дождутся. И это касается не только работы, но и всех других сфер жизни. Всех сфер, кроме одной.

Губы кривятся, это улыбка, хотя и дохлая.

Добираемся до дома моих «родственников» в девять пятьдесят.

Паркуюсь рядом с «Ауди» своего шурина, Саши Романова, упираясь капотом в знакомую кованую ограду частного дома.

В последние полгода я здесь не был. И сюда, и домой, к матери, Мишу отвозил мой водитель, но сегодня не собираюсь динамить любимую тещу. Хотя бы потому, что я уже здесь.

— Отстегивайся, — говорю сыну, выходя из машины.

Достаю его из кресла и ставлю на снег. Захватив букет, идем к входной калитке.

Нажимая на звонок, я осознаю все последствия своих действий, но сегодня я заряжен достаточно, чтобы поступать так, как считаю нужным.

Нам открывает тесть.

Вижу, что похудел. У него проблемы с сахаром. Диета.

— У-у-у, — пропускает во двор, с уважением протягивая мне руку. — Вот так люди. Не ждали, — хлопает по плечу.

— Доброе утро, — пожимаю твердую ладонь.

— Привет, дед, — сын просачивается мимо и топает к дому.

— Проходи, — закрывает тот за мной калитку.

Во дворе Саня чистит снег.

— Привет, — здороваемся.

Виделись пару дней назад на пробежке.

— Помочь не хочешь? — опирается руками на черенок лопаты.

Оценив фронт работы, кисло замечаю:

— Не особо.

Смеется, качая головой.

— Вторая лопата в вагончике за домом.

Постучав ногами по коврику, вхожу в дом, в который впервые попал одиннадцать лет назад. Тогда меня встретили без фанфар. Кто такой? Откуда? Какие планы на жизнь? Ответ был один — я хрен с горы и хочу себе вашу дочь. Она вилась вокруг меня. Боялась, что почувствую себя некомфортно.