Мимоходом отмечаю, что в салоне очень чисто, пахнет кожаными сиденьями. Дымарский молча ведет машину, направляет ее в сторону выезда из города. Кажется, к нему в номер мы пока не едем.

- Больно? - спрашивает он.

- Что больно? - не понимаю я.

- Родинки удалять.

- А, да. Весьма. Обрыдалась.

- Сочувствую, - говорит он. Впрочем, судя по голосу — не очень сочувствует. - Кто эта милая женщина, которую мы бесцеремонно смутили? Я помню из детства, что ее зовут Виолетта Степановна Гловач. Но в то время мне было неинтересно, кем она тебе приходится. И я не заострял внимания.

- Тетя моего отца. Она за мной присматривает. Мы в Москве жили вместе.

- Как будто няня?

- Мне двадцать один, - напоминаю я. - Няня мне давно не нужна.

- А кто тебе нужен? - говорит он с легкой улыбкой. Кажется, я его веселю. Меня это немного злит, я еще не успокоилась от недавней молчаливой истерики в своей комнате.

- Мне нужен глоток свободы. И отрыв.

Дымарский приподнимает левую бровь и бросает на меня очередной быстрый взгляд, от которого хочется поежиться.

- Понял.

- Она... - продолжаю я. - Раз уж мы начистоту, - пожимаю плечами. - Она одинока. У нее никого нет. Ни мужа, ни детей. Ни хобби, ни цели в жизни, ни мечты. Только я. Я одна. Она за мной присматривает с рождения. Водила меня сначала в детский сад, потом в школу, на кружки. Она хочет переехать со мной на юг. Купить квартиру недалеко от нашего... с тобой... жилья.

- Ясно, - говорит Владимир.

- Ты не против?

- Мне всё равно, - отвечает он. - Если вы так близки, наверное, только к лучшему, что она будет рядом на новом для тебя месте.

Я молчу, и он молчит. Прикусываю губу от досады. Задница у меня вся в синяках. Щека до сих пор горит от вчерашней пощечины. Под грудью рана, которая в будущем зарубцуется в уродливый шрам. Еще один. У меня уже есть два на боку. Не сильно большие, примерно два сантиметра в длину. Я набираюсь смелости и говорю:

- Ты можешь сделать так, чтобы она не переезжала?

Он бросает на меня внимательный взгляд.

- Пожалуйста. Я не хочу ее больше видеть, - тараторю я. Против воли глаза наполняются слезами, я быстро моргаю, понимая, что рыдать сейчас не стоит.

- Без проблем, - отвечает Владимир. - После свадьбы ты ее больше не увидишь.

Я улыбаюсь и немного расслабляюсь в удобном кресле. Боже. Вот так просто! Не прятаться, не лгать, не притворяться. Почему-то я уверена, он может сказать ей это в лицо, ни о чем не беспокоясь. И она никогда не влепит ему пощечину.

Фух.

Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь. Владимир ловит мой взгляд, затем возвращается глазами к дороге.

- Еще пожелания, Анж? - он точно надо мной посмеивается, но мне пока всё равно.

- Я подумаю. Ты прямо как... джинн из лампы.

Он хмыкает.

- А куда мы едем? - спохватываюсь я.

- В ресторан. Ты ведь голодна. Я, кстати, тоже.

- Столик заказан на шесть.

- Мы найдем в столице свободный столик, не беспокойся. Ты совсем не ориентируешься в городе, что ли?

- Я давно не была здесь. А пока училась в школе... мы если и выбирались куда-то, то с отцом и диктатором... то есть Виолеттой Степановной, - быстро поправляюсь. Вот это да! Я ни разу не назвала ее так вслух. Только при Тарасе. - Я же в Москве училась, каникулы проводила на разных курортах с семьей. Мне кажется, - я смотрю в окно, - город очень изменился за последние годы.

- Да, похорошел, - отвечает Владимир. - Когда я сюда переехал, было совсем печально.

- Тебя перевели по работе?

- Да. Из Омска. После вуза туда направили.

- Понятно. - Я продолжаю смотреть в окно. Пятнадцать минут по трассе, и вот уже столица. В детстве я обожала сюда ездить! Огромная статуя на въезде, и вот мы уже на улице Мира, она же самая длинная в городе. Упирается в центр. Вдоль всей Мира посажены декоративно подстриженные деревья. Раньше мне казалось, что они верх совершенства. Столица светлая, чистая, здесь широкие улицы, есть фонтаны, много зелени. С каждым годом она становится только лучше.