Икрамов, задумчиво поджав губы, постучал пальцами по столу, поинтересовался:

– А господин… который при входе в театр… Он ведь в прошлом артист?

– Артистишко. Бездарный, никчемный… Это ведь именно он пытался застрелить мадемуазель, за что был осужден на пять лет каторжных работ.

– Он желал застрелить госпожу Бессмертную? – изумился полковник. – По какой причине?

– По причине безответной любви. Среди артистов такое, к несчастью, случается, – развел руками директор.

– И вы взяли его снова в театр?

– Не в театр, а подле театра!.. Пусть гоняет чужих и пугает своих.

– Но ведь он преступник, – глаза полковника слегка налились кровью. – Разве можно ему доверять?

– Во-первых, преступник, отбывший наказание. Во-вторых, я ему ни в коем случае не доверяю. А в-третьих, холуй, до конца дней своих знающий свою вину, – лучший из холуев!

– А он может что-либо знать о госпоже Бессмертной?

– Пока ничего не знает. Но я могу его сориентировать. – Директор закурил ароматную сигару, прищурился от дыма. – Вы ведь пришли в театр именно по этому вопросу?

Гость кивнул.

– И желаете конфиденциальности?

– Мне безразлично.

– Неверно, господин полковник. Конфиденциальность здесь весьма важна. Не думаю, что вам следует в открытую марать свое честное и достойное имя. Вокруг госпожи Бессмертной уйма всевозможных домыслов, и в вашем положении их следовало бы избегать.

Икрамов поднялся.

– Хорошо, я последую вашему совету.

– Разумно. Я же, в свою очередь, обещаю сохранить наш разговор тет-а-тет в тайне и целенаправить господина бывшего артиста на обозначенное задание.

Икрамов откланялся и покинул кабинет.

Директор вернулся к столу, какое-то время осмысливал состоявшийся разговор, позвонил в колокольчик.

– Изюмова ко мне! – велел заглянувшей секретарше.

…Бывший артист прикатил к воротам дома Брянских на пролетке, рассчитался с извозчиком, направился к калитке, чтобы позвонить.

На звонок вышел привратник Илья, поинтересовался:

– Чего изволите, господин?

– Позови кого-нибудь из господ, любезный.

– Кого именно желаете?

– Кто у вас тут важнее всех, того и зови.

– Важнее всех княжна Анастасия, но они к воротам не выходят.

– Значит, кликни кто не такой важный. Есть у вас такой?

– Дворецкий Филипп, но он гневаться будет, что оторвал от дел.

Изюмов раздраженно дернул железную калитку, потребовал:

– Впусти, я сам разберусь, с кем мне побеседовать! Зови дворецкого!

– Никак не смогу. Оставлю ворота – меня накажут.

Возле ворот остановилась еще одна пролетка, из нее вышла мадам Гуральник, направилась к калитке. Увидела незнакомого господина, с удивлением спросила:

– Вы, сударь, кого-то желаете видеть?

– Они желают видеть княжну, а мы их к посторонним господам не приглашаем, – объяснил привратник.

– Мне необходимо навести справки об одной госпоже, – сказал Изюмов, – а этот чурбан ничего не понимает.

– О какой госпоже? – вскинула бровки учительница.

– О госпоже Бессмертной. Мы когда-то служили в одном театре. Я – артист Изюмов. Бывший, правда-с. По слухам они проживают здесь.

– Я скажу дворецкому, – сказала мадам и заспешила к дому.

– Дурень ты, братец, – нервно бросил Изюмов Илье. – Знал бы, кому отказываешь в просьбе, всю подушку ночью сожрал бы. От стыда-с!

– Будете, барин, обижать, собак спущу, – пообещал тот. – Вот вам крест.

– Отойди, свинья!

Во дворе появился Филипп, не спеша и достойно направился к воротам.

– Вот господин желает без разрешения в дом войти, а я их не пущаю, – сообщил ему Илья.

– Ступай к себе в будку, – махнул ему дворецкий, самостоятельно отодвинул засов, позволил визитеру переступить порожек.