Я заметно разнервничалась. Стала метаться по сторонам. Очень мне не хотелось быть застуканной здесь.
Пробежав чуть вперёд, я свернула в один из коридоров, снова поворот направо, и я вновь на общей территории. Думаю что на сегодня достаточно моих исследований. Я решаю отправиться обратно в свою комнату.
Да уж, решить-то я решила, да вот только ориентирование — это не мой конёк! Заблудившись в очередном коридоре, я наткнулась на не совсем обычную дверь. Вернее, дверь обычная, но отличается от других, её одну почему-то не заменили на новую.
Любопытство берёт вверх. Замка на двери нет, поэтому тихонько открыв её, вхожу внутрь.
Это, на первый взгляд, обычная просторная комната, но это только на первый взгляд. В углу стоит огромное фортепиано, а на противоположной стороне, на деревянном столике, стоит проигрыватель, а рядом полка, на которой небольшая стопка виниловых пластинок.
Забыв о чувстве стыда, я дрожащими пальцами беру в руки одну из пластинок с классической музыкой. “Хачатурян”, что-то мне подсказывает — автограф не поддельный на этой пластинке. Ставлю её на маховик.
"Танец с саблями!" И их я бессовестно снимаю со стены. Приходится пододвинуть маленький табурет для того, чтобы дотянуться. Комнатой точно давно никто не пользуется. Тут немного прохладно и спёртый воздух. Давно никто не проветривал это помещение.
Окна так и не открываю, становлюсь посреди комнаты и начинаю свой невероятный ритмичный танец.
В пятнадцать лет я с ним заняла призовое место в Берлине. Я была просто на седьмом небе.
Мама только расстроилась… Она хотела, чтобы я взяла первое место. Но первые места все были проплачены. Этого даже никто не скрывал. Поэтому своему призу зрительских симпатий я была просто счастлива.
Паря по комнате, я не замечала ничего вокруг, музыка, что проходила через каждую мою нервную клеточку, уносила меня в ту волнительную атмосферу, где я чувствовала себя невероятно счастливой… Там, где я чувствовала лёгкость и дикий восторг от звучащих оваций.
Закончив танец, я ощущаю, что в комнате нахожусь уже не одна. По спине проносится холод от дьявольски злого взгляда. Испуганными глазами смотрю на Рашида Кагановича. Его грудь вздымалась от дикого гнева, а по скулам ходят желваки.
— Во-о-он! — дикий рёв заставляет меня вздрогнуть, — вон пошла, я сказал тебе.
Я заметалась из стороны в сторону, пытаясь найти выход, но он был только один, за спиной у разъярённого отца моих мужчин.