Совсем не о таком женихе мечтала Ира. Ей представлялся образованный, воспитанный молодой мужчина, спокойный и надежный, как крепость. Обязательно холостой, атлетически сложенный, с интеллектом на благородном лице. С которым можно было бы поговорить на разные темы.

Только такие мужчины Ирине не встречались, а если бы случайно их пути пересеклись, он даже не взглянул бы в ее сторону. Ира и в юности не пользовалась успехом у противоположного пола, а сейчас и подавно, кроме Копейкина и местных забулдыг, интереса к ней давно уже никто не проявляет.

Уж лучше быть одной, чем с такими, решила Алычова и уже смирилась, что останется без любви и никогда не выйдет замуж, что никогда у нее не будет того, о чем она раньше мечтала и представляла как само собой разумеющееся. Но перед сном, глядя сквозь окно на кусочек неба, Ирина вспоминала свои детские грезы.

Андрей

– One thousand, – прозвучал голос высотомера.

Тысяча футов. Не видно ни зги. Пятьсот – яснее не стало. На четырехстах едва проклюнулись посадочные огни. Несколько мгновений – и полоса выныривает из густого тумана.

Автопилот отключен, земля все ближе. Минимум. ВПП[1] уже как на ладони. Посадка. Самолет мчит по бетону как гоночный автомобиль.

– Уважаемые дамы и господа! Говорит командир Андрей Морозов. Мы прибыли в Санкт-Петербург, аэропорт Пулково. Температура воздуха плюс семнадцать градусов, облачно. Благодарю за внимание.

Андрей любил общаться с пассажирами по громкой связи. Он с удовольствием произнес положенную по инструкции речь и удовлетворенно улыбнулся. Предстояли два выходных и приятный вечер в компании друзей.

Роман с Ульяной оказался краткосрочным, но тем не менее он оставил приятные воспоминания. Три дня безудержной страсти, до дрожи, до искр из глаз. Раскрепощенная, яркая, с четкими линиями волнующего тела, Ульяна заводила с пол-оборота. Они срывали друг с друга одежду и с разбегу бросались в любовь. В его квартире не осталось поверхности, где бы они с Ульяной не предавались любовным утехам. Подоконник огромного эркерного окна – и тот был освоен ненасытной парочкой. Андрея возбуждало обнаженное тело Ульяны на фоне вычурных крыш старого города, видимых с его последнего этажа. Ульяна сексуально курила, стоя все там же у эркера, и закатное солнце роняло золотистые блики на ее глянцевую кожу.

Морозов почти влюбился. То, что между ними происходило, было похоже на морок, сладкий наркотик, уносящий в иную реальность. В этой реальности Ульяна была богиней, в воле которой возносить на небеса и бросать в бездну. Ее изящные руки, осанка, спина, балетные ноги, гордая поступь Валькирии… Она сама – венец творения. Уверенный взгляд царицы. В темных, как горький шоколад, глазах – холод. Андрей поймал себя на мысли, что хочет любви. Чтобы и Ульяна его любила, а любить она не будет. Откуда он это знал, Морозов не думал. Чувствовал, а чувства его никогда не подводили. Страсть, поразившая его мгновенно, как молния, так же быстро и исчезла.

Андрей распахнул дверь парадной и шагнул в свежесть ночи. Это было время между «вчера» и «сегодня». Во дворе единственное светлое окно, о хозяевах которого, как и о Морозове, сложно было сказать – они уже встали или еще не ложились.

Колеса кейса скользнули по луже, брызги грязи упали на его форменные брюки.

– Епишкина мышь! – ругнулся Морозов. Он не был склонен к суевериям, но статистика его личных наблюдений подтверждала, что подобная неприятность предвещает какую-нибудь шероховатость в рейсе.

Двор-колодец, в доме которого Морозов снимал квартиру, освещался двумя тусклыми фонарями. «Пора отсюда валить», – подумал Андрей. Он давно присматривался к рынку недвижимости с целью покупки квартиры.