– Как ты, расскажи? – защебетала Алиса. Ей не терпелось вывалить подруге новости, но правила общения предполагали сначала выказать интерес к собеседнику.
– Вот, работаю, – не стала вдаваться в подробности Катя. Она могла бы рассказать подруге о том, что из-за работы пропустила лабораторные по информатике, которые перенесли на вечер. И чтобы получить допуск к зачету, она должна была принести справку о болезни, для чего врала с три короба врачу в межвузовской поликлинике. Рассудив, что Свешникова теперь от всего этого далека, Катя промолчала. – А ты как?
– Я летала в Египет! В Хургаде я и раньше бывала, но теперь без предков! И отель крутой! Нас ниже чем в пять звезд не селят! А потом еще во Владик летали! Ой, что там было! – глаза Алисы блестели как свечки. – Ты сейчас упадешь!
Неделю назад. Владивосток
Самолет провалился в седой морок облаков. Облачность близка к минимуму, состояние ВПП удовлетворительное: коэффициент сцепления ноль целых, три десятых – самый край. Если в точке принятия решения не покажется полоса, придется уходить на запасной. Такие мысли роились в голове Андрея Морозова, сидевшего в пилотской кабине аэробуса триста двадцать. Сегодня утром они с напарником Володей сменили экипаж в Иркутске, чтобы лететь во Владивосток.
– Высота двести пятьдесят, – сказал второй пилот и добавил: – Ни х… не видно.
– Хреново, – отозвался командир.
Уход на запасной вообще редко бывает в радость, разве что в какой-нибудь Амстердам или Ниццу, Ибица тоже неплохо. Особенно если с отстоем. Но не с их счастьем. Они в эту Ибицу отродясь не летали, все помойки долбят.
Нынешний рейс во Владик был отнюдь не помойным (не «прыжком», как Пулково – Домодедово), а вполне себе шоколадным – в прямом и переносном смысле. В прямом – потому что в гостиничном ресторане вместо питания можно было набрать шоколада, что считалось весьма кстати: экипажу, поужинавшему на борту, ужин в гостинице ни к чему. Но он полагается и оплачен. В переносном – потому что рейс дальний, соответственно, налет большой, а налет прямо пропорционален заработку. Точнее, наоборот. К тому же продолжительный эшелон позволяет все делать неспешно и даже поспать, а не как в коротком рейсе: только набрали высоту, уже надо готовиться к снижению.
По расписанию прибытие в Кневичи в двадцать три десять по Москве, по местному – в шесть десять утра. Андрей всегда считал время по домашнему часовому поясу, иначе можно запутаться. Если все пойдет по плану, то в гостинице они будут в полночь (опять же, по Москве). Отдых двое суток – и назад в Пулково через Новосибирск.
Запасной у них Хабаровск. Если придется уходить, то отдых экипажа сильно сократится, но не настолько, чтобы не пройти по саннормам. То есть прилетели, сразу баиньки (еще бы уснуть) и снова к станку.
– Двести пятьдесят, – объявил второй пилот.
Прошли минимум. Секунда на принятие решения. Острый взгляд Морозова различил в тумане посадочные огни.
– Идем на посадку!
Самолет вынырнул из-под густых, как сметана, облаков. Они неслись навстречу сходящейся конусом взлетно-посадочной полосе.
– Fifty, forty, thirty, twenty. Retard, retard, retard, – урчал своим механическим голосом аэрбас.
Еще миг – и удар шасси. Тряска на стыках бетонных плит, отворот на стоянку. Приехали! Пилоты сняли гарнитуру, у обоих рубашки прилипли к спине. Пришлось попотеть в прямом смысле.
Сильные ветры со стороны Тихого океана обдували город, поэтому, несмотря на июнь, во Владивостоке было прохладно. Ежась на холодном ночном ветру, сонные пассажиры покидали лайнер. Они были недовольны, что самолет не подогнали к телетрапу и теперь приходится мерзнуть и ждать, когда переполненный автобус отвезет их в здание аэровокзала. Никому из пассажиров не пришло в голову, что их путешествие могло затянуться на неопределенное время. И только благодаря летному экипажу каждый из них сейчас следовал согласно расписанию, в аэропорт Кневичи, а не летел в какой-нибудь Хабаровск, чтобы переночевать там на жестких креслах накопителя.