Что он и сделал.

***

Острая, как вспышка, мысль озарила сознание капитана.

— И что, оно того стоило? — еще даже не разобрав смысла слов, он вдруг четко понял, что совершенно не рад этому голосу. Даже не так.

Хотелось встать и дать его обладателю в морду. От всей души, вложив в мордобой все тягостное раздражение, накопленное за первые месяцы экспедиции.

Ойле был в собственном репертуаре: тот же тон, та же кривая улыбка на длинном лице. Ничего нового, но его капитан, лежащий в лечебной капсуле лазарета, отчего-то впервые задумался над вопросом о том, не был ли ошибкой его скоропостижный выбор друга детства на должность экипажного доктора.

В кадровом тонком вопросе Аверин привык руководствоваться интуицией. Но так получилось, что накануне их выхода на большой автономный маршрут “Сова” осталась без штатного доктора. Не слишком критично: можно было на пару дней задержаться, дождаться дополнительного оборудования в лазарет, добавив опции управления искусственному интеллекту. Петрович бы справился, он у них молодец.

Но Макар не просто так слыл на весь имперский флот консерватором. “А ведь молодой совсем еще человек”, — говорили о нем, содрогаясь, диспетчеры хендлинга космопортов. “С виду даже вполне образованный”, — соглашались ядроиды из наземного обеспечения и обслуживания космических кораблей. Аверин был осторожен, не рвался навстречу всем новшествам и свои внутренности роботам не доверял. Ну их. Инстинкты, наверное.

А потому, совершенно случайно столкнувшись на темном Шедаре с бывшим одноклассником, Мак несказанно обрадовался. Олейл Блэйз или просто Ойле тогда вид имел очень сильно потрепанный жизнью, но все док-чипы с дипломами доктора оказались в порядке.

Судя по результатам запросов в досье, за все прошедшие годы он приобрел несколько дополнительных специальностей, служил в главном гражданском флоте Империи доктором, сопровождающим самые оживленные линии, потом вышел на вольные хлеба, работал сопровождающим и в госпиталях, и в санаторных вип-мирах. Обширная биография. Как и у всех членов его экипажа. Простых людей у Аверина не было. За каждым стояла затейливая история биографии.

Ничего необычного. Так почему вдруг у Макара такая реакция на него?

Очень странно и настораживающе.

— В обязанности инспекции входит контактное обследование всех искусственных летательных объектов, — прохрипел он зачем-то в ответ, — особенно тех, кто не отвечает на обязательные к исполнению сигналы.

Непослушной рукой и с огромным трудом Макар попытался было сдвинуть крышку капсулы и обнаружил, что он заперт в ней. Потрясающе. Такой порядок действий не был разрешен никакими инструкциями. Капитан остается капитаном всегда, при любых обстоятельствах, это флотский закон.

— Открой капсулу! — получилось не очень внушительно.

Губы не слушались. Лицо будто стянуло в один тугой узел. Так с ним бывало уже не однажды, знакомое ощущение после очень глубоких ожогов. Макар еле слышно вздохнул. Чего с ним только уже не бывало…

— Разговаривать тебе точно не стоит. Еще сутки в оволяторе и декаду в реабилитационном скафандре. И это не обсуждается.

Оволятор. Термин, которым земляне (конечно же!) обозвали реанимационную капсулу лазарета, всегда вызывал у Макара какие-то пошлые ассоциации. Он лишь тихо фыркнул, испытав снова острый приступ боли. Даже дышать было трудно.

В таком состоянии спорить с доктором бесполезно. При всех странностях, вызывавших острую неприязнь у Макара, он отдавал тому должное: Блэйз стал настоящим фанатиком своего дела и не понимал грани служебной иерархии. Для него, очевидно, сейчас капитан казался всего лишь капризничающим пациентом.