У меня соскользнула рука прямо на импровизированные ножи в терке.

— Что за хрень?

Оборачиваюсь на голос Ника, пока холодная вода продолжает литься на поврежденную кожу. Так легче, боль практически заглушается.

— Ты с кем здесь сражалась? — он видит капли крови на светлой мраморной столешнице, на деревянной разделочной доске и сыре. — Я не совсем это имел в виду, когда предлагал тебе развлечься.

Поджимаю губы, потому что сказать мне нечего. Морепродукты в сковороде начинают шипеть, паста явно разварилась в бурлящей воде, а сыр теперь, наверное, и есть нельзя.

— Сильно зацепило? — Ник подходит ко мне и пытается посмотреть на руку, которую я все еще продолжаю держать под водой.

— Я еще не успела разобрать.

— Ладно, сейчас принесу аптечку. Постарайся не истечь кровью в мое отсутствие.

Ник возвращается через пару минут, я же за это время успеваю быстренько сбегать и выключить плиту, чтобы после оказания мне первой помощи можно было еще как-то спасти предстоящий ужин.

— Ай-ай, больно!.. — я пищу, когда перекись прямо на моей коже начинает пениться.

— Тихо, — удерживая мою руку, строго произносит Ник. — Из дезинфекции тут больше ничего нормального нет. Хотя, в принципе, могу еще облить тебя зеленкой.

— Не надо.

Неожиданно для меня Ник наклоняется, чтобы подуть на ранки. Поток прохладного воздуха немного успокаивает жжение, мышцы расслабляются, и фаза острой боли отступает.

А когда чужой палец скользит по нежной коже на запястье, повторяя четкий контур голубых вен, я совсем перестаю ощущать последствия неудачного поединка с твердым сыром.

10. Глава 10

Ник продолжает мягко гладить мою руку, а я завороженно слежу за этим.

Мне немного щекотно, поэтому на губах появляется улыбка. Я кусаю кончик языка, чтобы не сболтнуть ничего лишнего, пока на ране испаряется пена, возникшая там из-за перекиси.

— Теперь для меня хотя бы не так удивительно, что ты в первый же день на работе получила травму. Часто ты так калечишься? Или это я на тебя настолько пагубно влияю?

— Это сыр, — забираю ватку у Ника и стираю оставшиеся на коже багровые разводы.

Латать руку самой у меня выходит очень не очень, и после нескольких неудачных попыток хотя бы просто закрепить на ладони бинт у меня его забирают. Повязка выходит вполне себе ничего, отлично держится и нигде ничего не пережимает.

Только движения теперь все равно сильно стеснены, и я не представляю, как справиться с ужином с помощью всего одной конечности. Ноги не в счет.

— Не мельтеши, Варь, — тяжелые ладони ложатся на плечи, когда я едва не роняю кастрюлю с пастой на пол. — Раз уж ты теперь однорукий пират, будем эксплуатировать меня. Только я не особо знаю, что ты тут затеяла, поэтому давай, превращайся в доминантрикс уже.

— В кого?

Ник как-то загадочно улыбается.

— Это тебе Егор потом объяснит, он у нас спец.

— А кто такой Егор?

— Отчим мой. Ну, по факту, я его больше отцом считаю, чем временным сожителем матери. Они какое-то время были вместе, но потом разошлись. С миром. Поняли, что у них слишком одинаковые непрогибаемые характеры.

— Ему, должно быть, около пятидесяти…

— Тридцать восемь.

Выплевываю глоток сока, который до этого мне дал Ник, в стакан.

— У меня немножечко математика в голове не сходится, — честно признаюсь.

— Мать старше Егора, а Алекс — его родной сын и тот самый парень болтливой Леси — появился слишком рано. Кто-то в восемнадцать радуется тому, что вырвался во взрослую жизнь, а кто-то уже имеет мелкого на руках и разбирается в марках подгузников.

— Там надо посолить, — решаю никак не комментировать эту странную ситуацию.