Он подходит ещё ближе, теперь почти касается меня своим телом. Я чувствую жар, исходящий от него. У него снова поднялась температура.

— Зачем помогаешь?

— Не знаю. Потому что тебя избили. Не могла оставить тебя на остановке одного.

— Но ведь ты меня совсем не знаешь. Привела какого-то незнакомого пацана в дом… Или ты всех бродяг тащишь? Это привычное дело?

— Нет, ты первый. И… Я уже совершеннолетняя, могу делать что захочу. Я взрослая.

— Была бы взрослая не привела бы меня в дом. Где твоя бабушка? — усмехается с непонятной злобой.

— Зачем тебе это знать, — бормочу и тут же исправляюсь, — в больнице она.

— Я должен знать к какой сумасшедшей попал в дом.

— Я не сумасшедшая. Я просто помогаю тебе. И. Я же не держу тебя насильно. Двери легко открываются. Можешь уйти.

Семён отходит на небольшое расстояние и смотрит на меня. Не в лицо, а на фигуру. Я пуще прежнего заливаюсь краской. На мне длинная объемная сорочка, прикрывающая все на свете. Но он смотрит так, что кажется словно я без одежды. Все же сорочка тонкая.

Зачем я вышла из комнаты? Поверить не могу. Я точно сумасшедшая, он прав.

— Просто помогаешь… — бормочет тихо.

— Я спать хочу, поздно уже, — вру.

— Так иди, я тебя не держу.

Он отходит от меня дальше, и я выскальзываю из плена его глаз.

 Прохожу вперёд на ватных ногах, сворачиваю налево. Дрожащими руками включаю свет.

— Семён, здесь ванна. Полотенце сейчас принесу.

Он молча проходит внутрь и больше не смотрит на меня.

Я иду в свою комнату. Достаю из шкафа полотенце и возвращаюсь в ванную. Отдаю ему свое любимое светло-розовое полотенце.

Сама иду к себе в комнату и решаю его подождать.

Нужно поговорить с ним. Нужно поговорить. Только о чем? Если соберётся уйти, нужно попросить, чтобы никому не рассказывал о сегодняшнем случае.

Через некоторое время Семён возвращается в комнату. Снова дрожит. Молча ложится на кровать и зарывается в мое одеяло. Шумно дышит. Разговор отменяется. Он не собирается уходить. Скорее всего, хочет, но просто сил нет уйти.

— Семён, тебе плохо? Семён?

— Холодно.

— Значит, знобит. Я сейчас. У тебя жар.

Из нижнего ящика достаю шерстяное одеяло и нахожу у себя теплые шерстяные носки. Подхожу к кровати. Кладу одеяло в ноги.

— Семён, вот, надень носки. Они теплые. Я их сама вязала, шерстяные. Хотела себе, но они получились слишком большие. Думаю, тебе подойдут.

Говорю полнейшую ерунду. Мне надо уходить, но не могу. Не могу его оставить в беде.

— Нет, не надо мне носки. Принеси лучше еще таблетку. Я щас сгорю на хер.

— Но они теплые, Семён. Ты сразу согреешься.

— Не надо.

— Ты такой упрямый… Как моя сестра. Надень ты их, согреешься. Я не врач, но знаю, станет лучше.

Внезапно Семён порывом встаёт с постели в полный рост. Немного пошатнувшись делает шаг вперед. Я стою перед ним с шерстяными носками. Перепуганная, растрёпанная, взволнованная.

— Прости, и что я в самом деле с этими носками пристала? Ложись, возьми одеяло, сейчас принесу лекарство, — лепечу почти беззвучно, ощущая себя наиглупейшим образом.

Семён притягивает меня к себе и садится на кровать, утягивая меня за собой.

— Ах, — вздыхаю от неожиданности. Роняю носки на пол, падаю на него.

Не успеваю ничего почувствовать кроме яркой вспышки стыдливости.

Он дерзко усаживает меня к себе на колени, так что я оказываюсь спиной к нему. Нагло обнимает за талию, прижимая к себе ещё ближе. Медленно перекидывает вьющиеся локоны на одно плечо и утыкается носом в шею.

Волоски на моих руках встают дыбом. Огненные мурашки бьют шипами по коже.

— Чем ты моешься, что так вкусно пахнешь, Ницше?