– Речь о сегодняшнем дне! – оборвал ее Мамонт. – На головы сербов падают бомбы!

– Довольно! – прикрикнул Стратиг. – Объясниться между собой у вас было время… Почему я до сих пор вижу мутную старуху?! Я же сказал тебе, убери ее с экрана! Дабы не оскорбляла человеческого образа.

– У них там нет иных образов, – мягко воспротивился Мамонт. – А потом… Это стало бы вмешательством в исторический процесс. И это не моя вина, что Мадлен из мутной девочки выросла в мутную старуху.

– А чья?!

– Самих сербов. И это рок… А потом не я спасал. В то время Страгой Запада был Вещий Гой Зелва. Это он нашел Мадлен и отдал в сербскую семью.

Вероятно, Стратиг забыл об этом и сейчас, чтобы выйти из неловкого положения, заворчал:

– Вещий Гой… Ты тоже Вещий! Но вместо Вещества вы вносите в жизнь гоев вот такие проблемы! Он что, не рассмотрел, что скрывается под ангельским видом этой… этой несчастной девочки?.. Нет, спас кощейское отродье. А ты помнишь, как закончил свой путь Зелва?

– Помню, – обронил Мамонт. – Но мой предшественник отомщен. «Арвоха» более не существует. Каждый мертвый дух получил по арбалетной стреле.

– Не обольщайся, – однако же довольно пробурчал Стратиг. – У кощеев есть кому играть на гавайской гитаре…

– Судя по прелюдии, ты опять задумал изменить судьбу Мамонта? – со вздохом проговорила Дара.

Стратиг взглянул на нее, отвел глаза и заговорил с угрожающей назидательностью:

– Устал повторять!.. Я не меняю судеб, а лишь даю уроки. Уроки!.. И не смей перебивать, когда я говорю! Если бы ты знала, что ждет его впереди!.. Он будет на празднике Радения!

– Ты хочешь послать нас в Манораю?! – то ли испугалась, то ли восхитилась она.

– Его, но не тебя!

– Как же он без меня будет на празднике? Нет, Стратиг! Я пойду с ним!

– По поводу тебя нам еще предстоит отдельный разговор, – с раздражением бросил он. – А пока молчи и слушай…

– Я не оставлю Мамонта! – дерзко заявила Дара. – Я должна быть с ним в Манорае!

Он все-таки проявлял великое терпение к ней: другую бы уже давно выставил за подобные пререкания и отправил бы прислуживать какому-нибудь дипломату или ожиревшему чиновнику.

– Для тебя приготовлен другой урок, – пообещал он. – Ты уже бывала там, хватит.

– Всего два раза! В юности, когда меня заметил Атенон, и еще раз, когда отвозила в горы несчастного Зямщица!

– Другие и этого не получают…

– Стратиг, ты же знаешь, Манорая для меня – почти что родина!

– Тебе возвращена память, а душе бессмертие. Что еще хочешь?

– Соли Вечности.

– И соль ты вкушала!

– Но так мало, Стратиг!

Взгляд его стал гневным.

– Если еще скажешь слово – лишу пути!

– Все равно уйду с Мамонтом, – проговорила она и обиженно замолкла.

– Ладно, давайте к делу. В обиталище Атенона вновь проникают кощеи. – Голос его стал деловито-жестким. – Получившие власть над миром жаждут вечности. Они лихорадочно ищут пути, как сделать душу свою бессмертной, но, слепые, пока что стремятся продлить существование физического тела. Замораживаются живьем, чуя близкий конец, консервируют в жидком азоте свое семя, пытаются клонировать клетки… Когда золотой телец в руках, власть его кажется беспредельной, и земноводным летариям становится мало одноразовой жизни. То, что гои получают от рождения и совершенно бесплатно, для кощеев становится смыслом существования. Им не так нужна соль Знаний, как манорайская соль. Наркотик уже не в состоянии удовлетворить потребности дарвинов, ибо он дает лишь мгновенное ощущение бессмертия. Повальное увлечение им скоро пройдет, и тогда изгоев охватит иная жажда. За вечность они уже сегодня готовы отдать все свое золото. И можно представить себе мир, которым станут управлять кощеи бессмертные.