Павел пытался отдышаться, хотелось пить, солнце пекло нещадно, но когда посмотрел на свои ладони, поморщился от боли. Не заметил, как подошла Светлана, а потом увела его на веранду. Незнакомая женщина не сводила с него глаз, а когда полезла с вопросами, стоило Ягодке уйти в дом, даже растерялся с ответом.

– Так ты кто Светке?

– Да никто он ей, приперся, понимаешь, и начал.

– Федь, а ты что у нее делаешь с утра?

– Я, я это, того, пришел на завтрак.

– Завтрак? – Варвара поморщилась. – Опохмелиться, что ли, хотел? Так не туда пришел, надо было в магазин идти.

– Вот чего ты начинаешь? Вот кто тебя просит открывать рот? Варвара! Вот правду о тебе говорят, что ты первая сплетница на деревне.

– Ой, да кто бы говорил, да вы посмотрите на него, люди добрые, это мне говорит тот человек, который крутит шашни с одной, а шары катит к другой.

– Да кто крутит, кто катит? Я по-дружески, от чистого сердца.

– Да, я вижу, как ручонки с похмелья трясутся, друг!

– Дура!

– Бабник!

Однако, у них тут забавно и нескучно. Соколов наблюдал за перепалкой местных жителей, которые совсем забыли о присутствии постороннего человека. Куда, Варвара сказала, должен был идти этот детина? В магазин за опохмелом? Это у него с Жанной роман? «Шашни» и «шары» – это, получается, разные истории, ну и ходок этот Федор.

Скандал нарастал, но оборвала его Светлана, громко поставив на стол веранды черный чемоданчик с красным крестом.

– Дай посмотрю.

Калинкина оглядела волдыри, некоторые уже лопнули, кожа была воспалена, плеснула перекиси. Павел что-то хотел сказать, но девушка не хотела, чтобы их слышали. Варвара все увиденное и услышанное и так умножит на три, и надо уже избавляться от нее и Федора.

– Вам не пора всем по домам? Дел нет никаких?

– Да, Федя, пойдем, не будем мешать.

– Так я никому не мешаю.

– Федор, спасибо, рубашку я постираю и принесу.

Было даже как-то неловко так открыто прогонять друзей, ведь на самом деле и Федор, и Варвара, и Лаура уже как два года являются частью жизни Калинкиной. С ними она встречается каждый день, а Павла видит первый раз после тех дней спустя два месяца.

Федор ничего не сказал, отряхнул руки, смерил взглядом Соколова, гордо вскинул голову и широкими шагами пошел к калитке.

– Ладно, и мне пора, не буду вам мешать. А я чего приходила-то, хотела, Свет, у тебя попросить мясорубку, моя сломалась.

– Я позже занесу.

– Хорошо.

Варвара ушла, молодые люди остались наедине, Павел, ничего и никого не замечая вокруг, наблюдал только за Светланой. За рыжими кудряшками, развевающимися на легком весеннем ветру, за россыпью веснушек на вздернутом носике, он уловил даже запах тех самых сладких ягод, что был тогда, зимой, и который преследовал его все эти месяцы.

– Света, я хотел извиниться, что тогда так все вышло…

– Не нужно.

– Нет, нужно. Я…

– Ничего не нужно говорить! – вышло нервно, громко.

Светлана сама испугалась своей реакции. Но слушать пустые оправдания от мужчины, к которому она не хочет и не будет привыкать, – последнее дело. Это значит давать шанс, прощать, быть слабой и в итоге вновь страдать.

– Нет, ты выслушаешь меня! – Павел схватил девушку за руку, не чувствуя боли в ладонях, потянул на себя, перемещая их, прижимая к перилам веранды.

– Зачем? И что я могу услышать? Что ты можешь сказать? А, нет, погоди, не говори, я выскажу свои предположения.

Соколов замолчал, сейчас милая сладко-ягодная Светочка была похожа на ядовитый кактус. Вот недавно на нем распустился бутон прекрасного цветка, а сейчас острые колючки. В зеленых глазах горечь яда и разочарование.