-- Ну что?

-- Ничего хорошего. Лес метрах в тридцати по прямой машина Цинка. Все мертвы…

-- Причина смерти?

-- Это недалеко… Пойдем, сам глянешь.

Больше вопросов Разумовский не задавал, скомандовав остальным ждать, отправился вслед за Быком.

Тот шел достаточно спокойно, не прячась, и Рим даже слегка расслабился.

Ну, пусть непонятная ситуация, пусть даже там все погибли, но немедленная опасность не угрожает, иначе Бык вел бы себя по-другому.

Машина Цинка поразила его своим видом. Она проржавела так, как будто стояла под дождями и снегом лет пятьдесят. Триплексы в окнах, хоть и покрыты мелкой сетью трещин, все же уцелели. Распахнута, вернее, выломана, была одна единственная дверь. Та, в которую заглядывал Бык.

Неуверенно глянув на спутника, Рим спросил:

-- Что за херня?

-- Загляни внутрь, там еще интереснее.

Команду Цинка было легко опознать, даже линзы в открытых глазах «синеглазки» сохранили свой безумный цвет. Странным было то, что больше всего они были похожи на высушенных веками египетских мумий. Если на телах и были какие-то повреждения, трогать это без перчаток Рим не рискнул. Оглянулся, подобрал какую-то обломанную ветку. Достаточно, впрочем, ветхую. И только ею потыкал в сидящего за рулем водилу. Абсолютно ничего не произошло.

-- Обрати внимание, машина здесь появилась вместе с нашей, на колеса глянь. А следа, колеи просто нет. Такое ощущение, что её по воздуху пронесли и аккуратненько так поставили.

Рим растерянно оглядывал машину со всех сторон, смотрел на колеса, и совершенно не понимал, что это такое.

Надо было возвращаться к своим, надо было что-то командовать, а он продолжал испытывать какую-то почти детскую растерянность. Ситуация просто не укладывалась в башке. Разумовский обошел машину еще несколько раз, зачем-то открыл заднюю дверь и, наконец, додумался спросить у Быка:

-- Ладно… А вокруг-то что?

-- А ничего. Такой же точно лес, как и здесь. Гораздо интереснее то, что находится от нас километрах в восьми-девяти к югу. Там – то ли город, то ли поселок.

Рим задумался, а потом спросил:

-- Слушай, ну раз там город или поселок, то почему твой Чук вчера промолчал? При любом раскладе фонари на улице должны были гореть. Он не мог не увидеть!

Бык вздохнул и сказал:

-- Знаешь, Рим, вместо того, чтобы объяснять… Пошли, сам глянешь.

Найдя достаточно удобное дерево, Бык сбросил «Юргу» с плеча, аккуратно прислонил ее к стволу и, нагнувшись, пробурчал:

-- Давай, тряхни стариной… на плечо, и вон за ту ветку цепляйся.

Дерево было молодым, с сочно пахнущей листвой, еще влажное от ночной росы. Чувствуя, как намокает форма, Разумовский матюгнулся и двинулся еще выше, к макушке.

Город действительно был там, куда указал Бык, но и в его улицах, и в жителях, которые шли по этим улицам, было столько странного, что Рим затаил дыхание, сдвигая линзу оптического прицела. В отличие от любителя крупных винтовок Быка, он всегда предпочитал маленькие и компактные. Конечно, на его «мухе» оптика была послабже, но и расстояние до цели невелико.

Чувствуя полный вакуум в голове, он рассматривал попадающие в прицел лица людей, странные повозки, живых лошадей, совершенно идиотские чепцы на женщинах и шляпы с перьями на мужчинах.

Почти на всех были грубые коричневые или серые плащ-палатки. Ну, или что-то похожее. Но вот в его поле зрения попала дамочка в невообразимом платье.

Тетку вынимал из кареты какой-то долдон в старинной одежке. Вроде бы такие шмотки назывались камзолами. На мадаме колыхалась юбка необъятных размеров, а её голова покоилась на гигантском стоячем воротнике, как маленькая дынька на огромном блюде. Долдон кланялся, она приседала.