– О-хо-хо, грехи наши тяжкие, – закряхтел Антибиотик, залезая на полок. – Хорошо-то как, Господи! Все-таки лучше нашей русской бани ничего нет. Это сейчас мода пошла на всякие сауны… А ведь вся сила-то – в пару. Парок, он исключительно хорошо на нервы влияет… А эту сауну чухня придумала – от скудости ума своего и жадности. Сауна, она что – быстро нагревается и быстро остывает… А нашу баню долго топить надо, и с умом опять же – дровишки чередовать, пар выдерживать. Наша русская баня – это дело серьезное, а сауны эти – туда только блядей таскать хорошо…

Иваныч еле заметно улыбнулся и, прищурившись, заметил:

– Оно конечно, вам виднее, Палыч, но только я помню, что и у нас в деревнях детишек в банях раньше делали…

– Ну, так! – Антибиотик даже приподнялся, опершись на локоть. – Одно дело – блядство, другое дело – дитя зачать. Тут чистота нужна и душевный покой… Нет, русский народ не дурак, если пар как воздух нужен…

Иваныч спорить не стал, наклонил согласно покрытую войлочной шапочкой голову:

– А вы, Палыч, толк в парку знаете… – Он расправил широкие плечи и повел носом. – Добавляете что-то в парок? Уж больно духмяный.

– А это эвкалипт, – разулыбался Антибиотик. – Для бронхов очень хорошо. Мои-то бронхи застужены еще с Воркуты. Осталась, понимаешь, память от «хозяина»…

Иваныч сочувственно цокнул языком и покачал головой:

– Сколько годков прошло, а все не отпускает?

– Э-эх, – махнул рукой Виктор Палыч. – Молодой был, глупый, не понимал ничего. Да и время другое было… Ладно, что прошлое ворошить, жить настоящим нужно. И будущим. Сейчас-то жизнь ведь только начинается. Грех нынешнее времечко упускать, потому как золотое оно… Не для всех, конечно, для тех, кто живет с понятием и разумением.

– Верно, Палыч, – крякнул Иваныч, замачивая венички в тазу. – Не зря же люди говорят, что делу время, а потехе – час.

– Добро бы все это понимали, – вздохнул Антибиотик. – Времени-то мало, а сделать много надо… Смену готовить нужно. Чтоб не зря, значит, время-то прожито было…

– Со сменой проблема, – почесал красную распаренную грудь Иваныч. – Никто работать не хочет, все норовят сразу в дамки прыгнуть… Все ж таки нагловатая нынче молодежь пошла – сплошная борзость! Мы такими не были…

– Так ведь кто нагличает? – пожал плечами Виктор Палыч. – Только те, кому жизнь еще рога не накрутила… Непуганый, он хуже дебильного.

Младший компаньон Антибиотика вдруг усмехнулся и, непроизвольно понизив голос, сказал с каким-то оттенком злорадства:

– Из златоглавой весточка пришла – опять ОРБ увеличивать будут, вот они-то рога и накрутят.

Антибиотик перевернулся на спину и закинул руки за голову:

– Эти-то? Эти могут. Но ведь ежели с умом к теме подойти, то и с ними договориться можно. И даже с пользой для дела…

– Это как же?

– А так. – Виктор Палыч растер испарину на животе, сжал пальцы в кулак. – По телевизору, по радио все уши прожужжали уже – «организованная преступность, организованная преступность»… Хуюпность! У меня человечек есть в этом самом ОРБ – за пайку мусорскую лямку тянет, я ему говорю: дай ребятам заработать, мы мешать не будем. Ну, раз государство на них жмотится… Все ведь люди, а людям положено договариваться. Мы разных барыг охраняли – ну и вы охраняйте. Пожалуйста. Препятствовать не будем. Это ж даже полезно – меньше злости у мусорков будет. Самый злой ведь кто? Бедный и голодный. Такой только и думает, какую бы подлянку сытому и богатому учинить… Мы крыши даем – пусть и ОРБ крыши дает. Все по-честному, все по понятиям… Их, главное, в это дело втянуть, а там так понравится – за уши не оттащишь. Погоди, они нам еще с этого в общак состегивать начнут…