Дрожу от страха, вцепившись липкими ладошками в ткань грязных брюк.

Он проходит по коридору медленно, крадучись, точно знает, что я загнанный в угол зверек.

— Эй, спускайтесь! Девка внизу!

Подавляю всхлип, рвущийся наружу. Меня буквально трясет, настолько я напугана. Хлипкая решетка не внушает доверия, и мой мозг уже подкидывает неприятные картинки недалекого будущего.

Те двое приводят с собой еще несколько человек. И среди них точно нет того, кто бы мне помог.

— Эй, крошка, выбирайся оттуда! Я покажу тебе, что такое настоящий мужик! — гадко ухмыляясь и хватаясь за причинное место, кричит через решетку какой-то тип.

— Ты таких даже и не видела в своем шоу-бизнесе! — орет уже другой, хватаясь рукой за решетку и сильно ее дергая, отчего я вздрагиваю, а мое сердце уходит в пятки.

Вообще-то я не из шоу-бизнеса. Я всего лишь глупая журналистка, которая поехала снимать репортаж про бунт в тюрьме. И что в итоге? В итоге, я оказалась наедине в темном помещении с десятком уголовников, для которых убийство и насилие образ жизни. Если я выберусь отсюда живой, уволюсь к чертовой матери, выйду замуж за хорошего парня, того же Анохина, что таскается за мной по пятам, и нарожаю кучу детишек. В бездну карьеру и амбиции!

С сомнением кошусь на решетку, которую расшатывают заключенные с дикими криками, и пячусь к стене.

И нужно было мне именно сегодня вызываться на съемку! Все хотела выслужиться, показать себя! Показала, блин!

Все вышло из-под контроля. Я всего-лишь хотела заснять побольше, чем остальные… Эксклюзив, чтобы меня перестали на работе считать досадным недоразумением и недоучкой (как выражается наш главред, отвратительный тип!). И вот, что получила! Все, что я в данный момент могу предпринять — это молиться, чтобы бунт подавили раньше и заключенных разогнали, прежде чем решетка сорвется с петель. И, судя по жалобному скрипу, сегодня не мой второй день рождения.

— Крошка, ты чувствуешь? Мы уже близко! — выкрикивает один из них. Я уже не различаю кто.

Глаза застилают слезы, меня накрывает истерикой, и я просто вжимаюсь сильнее в стену, словно пытаясь с ней срастись.

Господи, пожалуйста, пусть этот кошмар закончится! Но Бог остается равнодушным к моим молитвам, потому что в следующую секунду решетка с грохотом валится на пол. Из меня вырывается сдавленный писк, но пошевелиться не могу. Ужас сковывает тело, точно цепями.

Впрочем, будем откровенны, если бы я могла пошевелиться, это бы мне мало помогло. Мне вообще сейчас мало что поможет кроме чуда.

— Попалась, крошка! — с алчным блеском в глазах протягивает тот самый заключенный со шрамом на глазу.

— Прошу, пожалуйста, не нужно, — трясясь и захлебываясь слезами, выдавливаю.

— Ну, тише-тише, испугалась? — приторно-сладким голосом воркочет. — Мы же не обидеть тебя хотим, а приятно сделать!

— Заканчивай с ней сюсюкаться, Хмурый! — нетерпеливо кто-то орет. — Тащи девку сюда!

Хмурый крепко хватает меня за руку, и, больше не церемонясь, тащит под ободряющие крики в толпу, которая уже успела образовать круг.

Все. Игры закончены.

— Нет! Нет! — оглушено кричу, срывая голос. — Не трогайте меня!

Оцепенение спадает. В меня словно вселяется демон, и я начинаю отбиваться, царапаться до крови и бросаться на каждого, кто тянет ко мне свои мерзкие лапы.

— Дикая кошка! — даже как-то довольно комментирует Хмурый.

Он, по всей видимости, тут за главного. Ну или пользуется авторитетом, я не разбираюсь во всей этой тюремной иерархии.

И только когда во всем этом сумбуре и истерике, я перехватываю кровожадную ухмылку, то осознаю, что мной играют. У этих зверей, по ошибке заключенных в человеческом теле, нет жалости и сострадания. Никто меня не спасет. Чуда не случится…